У Чэн-энь
[Роман. Том I]
Перевод с китайского: А. Рогачев
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва 1959
Вступительная статья и примечания А. РОГАЧЕВА
Переводы стихов под редакцией А. АДАЛИС и И. ГОЛУБЕВА
Оформление художника Г. ФИШЕРА
У ЧЭН-ЭНЬ И ЕГО РОМАН «ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЗАПАД»
I
Создание романа «Сиюцзи» — «Путешествие на Запад» относится к середине правления Минской династии (1368—1644 гг.). Это была эпоха усиления господства императорской власти, эпоха жесточайшего угнетения народа. Коррупция, жадность и произвол чиновников достигли чудовищных размеров. Народ страдал от невыносимого гнета.
Интенсивное развитие товарно-денежных отношений в Минскую эпоху способствовало росту товарного производства в сельском хозяйстве и вместе с тем усиливало тягу к роскоши со стороны государственной бюрократии и правящей верхушки. Все это повело к усилению эксплуатации народа, к захвату земель и к высшей концентрации земельной собственности. Минские императоры превратились в крупнейших помещиков страны, сосредоточив в своих руках огромные земельные угодья, которые именовались дворцовыми, или кабинетскими поместьями. Нет надобности говорить о том, что эти огромные поместья создавались за счет ограбления крестьян. Помимо императорских, было множество поместий, принадлежавших членам императорской фамилии или придворной знати.
Жестокий гнет, грабежи и насилие вызывали время от времени крестьянские бунты. Против гнета, вымогательств и грабежа со стороны правящих кругов не раз поднималось с оружием в руках и городское население. И хотя все эти восстания подавлялись с беспощадной жестокостью, они все же сыграли свою историческую роль как предшественники огромного крестьянского восстания Ли Цзы-чэна и Чжан Сянь-чжуна, вспыхнувшего в конце правления Минской династии и охватившего почти всю страну. Борьба народа против угнетателей нашла своеобразное отражение в романе.
В основу романа легли предания о путешествии китайского монаха Сюань-цзана в Индию.
[3]
Уже с конца II века до н. э., в эпоху Ханьской династии (206 г. до н. э. — 220 г. н. э. ), между Китаем и странами Центральной Азии установились непосредственные связи.
Многочисленные караваны с шелком, железом, драгоценными металлами, лаковыми изделиями отправлялись в Бактрию, Индию, Согдиану. Китайские товары шли далеко на запад. В свою очередь из Центральной Азии в Китай проникали такие культуры, как виноград, фасоль, ореховое дерево. Ввозилось стекло, драгоценные камни, пряности, косметика.
Установлению культурного и торгового обмена между Китаем и странами Запада во многом способствовали китайские путешественники.
Наиболее знаменитым из них был Чжан Цянь, который еще в 138 году до н. э, побывал в Центральной Азии. За время своего путешествия Чжан Цянь посетил многие страны и собрал ценные сведения о культуре и народах этих стран, в том числе и об Индии.
Огромное значение для развития и укрепления культурных связей между Китаем и Индией имело путешествие другого знаменитого китайского путешественника— буддийского монаха Фа Сяня, жившего в IV—V веках н. э. В 399 году, в возрасте шестидесяти пяти лет, Фа Сянь в сопровождении десяти монахов покинул Китай, пересек безводные пустыни, Памирское плато, изъездил вдоль и поперек всю Индию, побывал на Цейлоне и Суматре и в 413 году морем вернулся в Китай. В 414 году он написал книгу о своем путешествии под названием: «Записки о путешествии в буддийские страны», которая является одним из наиболее ранних китайских памятников литературы этого рода. Книга представляет собой подробное описание поездки Фа Сяня и является богатейшим источником, содержащим разносторонние сведения по географии, истории, а также знакомит с нравами и обычаями народов, населявших страны Центральной Азии, Индии и Южных морей.
Знаменитый ученый и путешественник, буддийский монах Сюань-цзан (596—664 гг. ), жил в Танскую эпоху (618—907 гг. ). Предания о его путешествии в Индию как раз и послужили материалом для создания фантастического романа У Чэн-эня. Посвятив свою жизнь укреплению и распространению в Китае буддизма, Сюань-цзан решил изучить буддизм на его родине, в Индии, и привезти оттуда буддийские священные писания. С этой целью он и отправился в Индию в 629 году. Сюань-цзан не был послан в Индию императором, как об этом повествует роман, а наоборот, уехал туда тайно, вопреки воле императора. Это случилось после того как на его просьбу разрешить ему и другим монахам поехать в Индию последовал отказ. Он провел в странствиях семнадцать лет и за это время посетил более пятидесяти государств.
Из Индии Сюань-цзан вывез свыше шестисот буддийских сутр (священных книг) и, возвратясь на родину, возглавил работу по их переводу, показав себя блестящим ученым и переводчиком.
Однако Сюань-цзан известен не только как ученый-филолог, переводчик буддийских книг. Он оставил также замечательный труд— описание своего путешествия в Индию, который называется «Да тан Сиюцзи» — «Записки о странах Запада».
Записки Сюань-цзана являются подлинно научным географическим и этнографическим трудом и представляют собой подробное описание стран, городов и селений, лежавших на его пути, а также быта, нравов и
[4]
обычаев народов, с которыми он встречался. Труд этот и в наши дни служит ценнейшим материалом для изучения истории стран Средней Азии и Индии. Несомненно, что путешествия китайских ученых— буддийских монахов, несмотря на их специфические цели, сводившиеся к стремлению насадить и распространить в Китае буддизм, помогали китайскому народу расширять знания об окружающем мире. Они являлись источником сведений о существовании богатых и культурных стран, таких, как Индия, и тем самым способствовали дальнейшему расширению издавна существовавших культурных и торговых связей со странами Запада, которыми для Китая в первую очередь являлись страны Центральной Азии и Индия.
II
Автор романа «Путешествие на Запад» У Чэн-энь родился в уезде Хуай-ань, провинции Цзянсу в 1500 году, С малых лет он отличался хорошими способностями, но служебной карьеры так и не сделал и прожил всю свою жизнь в крайней бедности.
Чтобы получить официальную должность, открывавшую в старом Китае доступ к чинам, а следовательно и к благополучию, надо было сдать государственные экзамены. К ним готовились многие годы, порой до глубокой старости, и зачастую безуспешно. Как раз наиболее талантливым соискателям ученых званий, одаренным фантазией и способностью самостоятельно мыслить, было очень трудно одолеть схоластическую науку. У Чэн-энь неоднократно терпел неудачи и лишь в возрасте сорока пяти лет на отборочных экзаменах в провинции получил звание «суйгуншэна» (отличного студента) —кандидата для прохождения столичных экзаменов. Но сдать экзамены в столице ему так и не удалось. Лишь на старости лет У Чэн-энь после многократных просьб и унижений получил незначительную должность помощника начальника уезда Чансин в провинции Чжэцзян. Однако на официальной службе он пробыл недолго; не поладив с начальством, он вернулся на родину, где целиком посвятил себя литературной работе. Когда У Чэн-энь приступил к написанию романа «Путешествие на Запад», ему исполнился семьдесят один год. Дата окончания романа неизвестна.
Не достигнув поставленной цели — сдачи экзамена на ученую степень, — У Чэн-энь очутился в числе ученых-неудачников, которых было немало в старом Китае.
В официальных летописях уезда Хуайань — «Хуай-ань фу чжи» — сохранилась следующая биографическая запись, характеризующая У Чэн-эня, как «талантливого и мудрого человека, незаурядного поэта, обладавшего прекрасным и изящным стилем и наделенного даром сарказма и иронии». Однако, несмотря на свои дарования, писатель жил в бедности. Почти все оставшиеся после него рукописи исчезли бесследно. Земляк У Чэн-эня — Цю Чжэн-ган собрал то, что сохранилось после смерти писателя (умер У Чэн-энь в 1582 г. ), и издал его сочинения в четырех томах, под названием «Шэ Ян цуньгао» — «Наследство Шэ Яна»1. Впоследствии был опубликован еще один том. Эти
1 Шэ Ян — прозвище У Чэн-эня.
[5]
издания сохранились до наших дней, но они составляют лишь незначительную часть творческого наследия писателя. Кроме «Путешествия на Запад», У Чэн-знь написал еще две книги: «Треножник императора Юя» и «Новое издание цветов и трав», однако эти книги до наших дней не сохранились.
Из предисловия к книге «Треножник императора Юя» известно, что У Чэн-энь с детства любил художественную литературу, особенно фантастические рассказы. Вот что говорит о себе У Чэн-энь в этом предисловии: «В детстве мне нравилось все чудесное и необычайное. Когда я был маленьким и учился в школе, я пользовался каждым удобным случаем, чтобы сбегать на рынок я купить популярную народную книжку, повествующую о каком-нибудь историческом событии. Опасаясь, что отец или учитель будут ругать меня или отберут книгу, я прятался где-нибудь в укромном местечке и там читал. Чем длиннее была книга, тем больше она мне нравилась. Когда я стал взрослым, я старался повсюду отыскивать песни и легенды, и ими была полна душа моя».
Еще в юности У Чэн-энь полюбил народные предания и легенды и собирал их всюду, где мог. Прекрасное знание фольклора в соединении с блестящим даром сатирика позволило писателю создать такое замечательное произведение, как фантастический роман «Путешествие на Запад», который по праву можно назвать гордостью китайской классической литературы.
III
Роман «Путешествие на Запад», одно из самых замечательных и любимых произведений китайской классической литературы, возник на основе народных легенд и сказаний. Подобно другим китайским средневековым историческим романам, таким, как «Речные заводи» Ши Най-аня и «Троецарствие» Ло Гуань-чжуна, в романе «Путешествие на Запад» много элементов народной фантазии. До своего литературного воплощения все эти романы имели длительную историю и жили в народе в виде устных повествований. Еще задолго до того как в XVI веке при Минской династии писатель У Чэн-энь собрал воедино рассказы о путешествии ученого монаха Сюань-цзана в Индию за священными буддийскими книгами и придал им стройную форму романа, память об этом историческом факте, поразившая народное воображение, сохранялась и развивалась. Передавая из уст в уста в течение столетий рассказ об этом необыкновенном путешествии, одаренные богатой фантазией рассказчики — шошуды украсили легендарными вымыслами и сказочными образами оставшиеся в далеком прошлом подлинные события. Шошуды обращались непосредственно к народной аудитории. Одобрение слушателей, очень любивших сказочный вымысел, заставляло рассказчиков усиливать и усложнять фантастические и легендарные элементы.
Положив в основу своего романа паломничество буддийского монаха Сюань-цзана в Индию, У Чэн-энь обратился не к подлинной истории его путешествия по западным странам, от которой в романе осталось только несколько имен и дат, а выбрал народную версию, складывавшуюся в течение веков вокруг этого путешествия в виде легенд и сказаний. Эта версия облекает в сказочную фантастическую форму даже исторические лица.
[6]
И возможно поэтому главный герой романа монах Сюань-цзан отходит на второй план и его место занимает Сунь У-кун, фантастическое существо — Царь обезьян, наделенный сверхъестественной силой. Описанию неутомимой борьбы Сунь У-куна с небесными силами и злыми духами и посвящено в основном все повествование.
Сюань-цзан олицетворяет собой человека малодушного, нерешительного, трусливого. Всякий раз, как на пути ему встречаются трудности, он отчаивается, впадает в уныние.
Его спутники — в противоположность ему — наделены мужеством, готовностью преодолеть любое препятствие и честно, до конца выполнить свой долг — охранять монаха в его паломничестве на Запад.
Народ имел основания сделать главным героем своих повествований Сунь У-куна, поскольку безвестный пилигрим Сюань-цзан, вопреки императорской воле отправившийся на Запад, по возвращении на родину снискал милость императора и стал одним из представителей высшей духовной знати, по сути дела духовным государем. У народа не было кровной заинтересованности ни в его глубоких научных исследованиях, ни в его проповедях. Поэтому, наградив его всевозможными почтительными эпитетами и титулами, народ тем самым отделил его от себя.
Еще до появления фантастического романа У Чэн-эня ученики Сюань-цзана на основе народных преданий написали «Историю Танского милостивого учителя Сюань-цзана», в которую внесли некоторый элемент фантастики. В целом книга описывает трудности, которые приходилось преодолевать мужественному путешественнику, и является одним из первых опытов житийной буддийской литературы.
В созданной в Юаньскую эпоху (1280—1367 гг. ) истории в стихах, повествующей о «Поездке за священными книгами Танского монаха Сюань-цзана», уже появляются образы волшебной обезьяны и монаха Ша-сэна (впоследствии герои романа «Путешествие на Запад»). Мало чем отличаются по своему содержанию от романа У Чэн-эня и пьесы У Чэн-лина (конец Юаньской династии) и Ян Чжи-хэ (середина Минской династии), написанные на сюжет путешествия Танского монаха. Однако вот что пишет по этому поводу Лу Синь:
«Пьеса Ян Чжи-хэ написана таким плохим и небрежным языком, что ее с трудом можно считать литературным произведением. Что же касается У Чэн-эня, то благодаря своему замечательному таланту, острому уму, глубокой эрудиции и изящному стилю он смог значительно обогатить имевшийся в его распоряжении материал. Подвергая осмеянию состояние современного ему общества, он почти полностью обновил то, что было до него.
…Личное дарование автора, умеющего подметить смешное, дало ему возможность, несмотря на то, что он рассказывает о чудесном и сверхъестественном, заставлять духов и оборотней принимать облик людей. Фантастика принимает вид непочтительного иносказания, высмеивающего общество».
По мере того как предания о путешествии Танского монаха в Индию изменялись, обогащались и переделывались, человеческая фантазия в значительной степени преувеличила трудности путешествия и придала им мистический оттенок. Превращение зверей в духов, наделенных человеческим обликом и
[7]
манерами, сделало повествование о паломничестве Танского монаха на Запад живым и увлекательным.
Начинается роман (после небольшого вступления, излагающего историю создания мира, согласно китайской мифологии) с описания того, как зародилась и появилась на свет волшебная обезьяна.
Первые семь глав повествуют о жизни Сунь У-куна с момента его чудесного появления на свет до усмирения его Буддой и заключения под гору Усинь-шань.
Уже с самого начала увлекают необыкновенные приключения и подвиги героя романа. Волшебная обезьяна, появившись на свет, начинает проявлять бурную деятельность. Преодолевая множество преград, она находит для сородичей прекрасное жилье— «Пещеру водного занавеса», за что обезьяны провозглашают ее своим царем. Стремясь избавиться от естественных законов, которым подчинены простые смертные, волшебная обезьяна отправляется искать учителя, способного открыть ей путь к бессмертию, и находит его. Она постигает вечные истины и становится бессмертной; научается принимать семьдесят два различных вида: превращается в дерево, птицу, рыбу, кумирню, различных духов и тем самым получает возможность вводить в заблуждение своих противников. Наконец она получает монашеское имя Сунь У-кун. Постигнув способ семидесяти двух превращений, Сунь У-кун из озорства превращается в сосну, чем вызывает гнев своего учителя, и тот прогоняет его.
Далее рассказывается о том, как Сунь У-кун применяет свою чудодейственную силу. Он добывает у Царя драконов волшебное оружие: огромный железный брус, весом в 13 500 цзиней1, которым когда-то был утрамбован Млечный Путь. Впоследствии он использует этот посох в борьбе с врагами. Брус этот, имеющий название «Посох исполнения желаний, с золотыми обручами», обладает способностью увеличиваться и уменьшаться по желанию своего хозяина.
Затем Сунь У-кун по недоразумению попадает в подземное царство, учиняет там скандал, так как считает, что, постигнув вечную истину, он уже не подвластен законам жизни и смерти. В ярости он вычеркивает из «Списка сроков жизни» всех обезьян и освобождает своих сородичей от власти смерти.
Жалобы Царя драконов и судей преисподней на то, что Сунь У-кун нарушил установленные небом порядки, вызывают вмешательство самого Нефритового императора (так называли небесного владыку— верховное даосское божество), который по совету Духа Вечерней звезды2 сначала пытается усмирить Сунь У-куна, поселив его в небесных чертогах и назначив на должность конюшего. Неискушенный в званиях и должностях, Сунь У-кун сначала соглашается на это назначение, но потом, узнав, что предоставленная ему должность настолько незначительна, что даже не значится в табели о рангах небесных чинов, в гневе самовольно покидает небесные чертоги и спускается в свое царство, на Гору цветов и плодов.
Небесный император, обеспокоенный поведением Сунь У-куна, по совету своих сановников, снова призывает его на небо, соглашается пожаловать ему
1 Цзинь — мера веса, равная 596 граммам.
2 Название планеты Венеры.
[8]
звание «Великого Мудреца, равного небу» и назначает его хранителем сада, где растут персиковые деревья, приносящие плоды бессмертия.
Но и здесь Сунь У-кун остается недолго. Прежде всего он тайком поедает почти все священные плоды, а узнав случайно о том, что в списках приглашенных на пир у небесной царицы нет его имени, незамеченным проникает на место пиршества, выпивает там вино и поедает яства. В довершение ко всему, опьянев, он случайно попадает на небо Тушита — местопребывание Тай-шан Лао-цзюня1 и проглатывает там приготовленный для пира эликсир бессмертия. Поняв, что его проступки не останутся безнаказанными, он поспешно покидает небо и возвращается домой.
Проделки Сунь У-куна встревожили обитателей неба, и Нефритовый император созывает все небесное воинство для усмирения Сунь У-куна.
Однако даже среди самых сильных военачальников, таких как Князь неба Вайсравана и его сын князь Ночжа, не нашлось никого, кто мог бы одолеть Сунь У-куна. Только с помощью одного из могущественных властителей преисподней племянника самого Нефритового императора Эрлана и волшебства Лао-цзюня в конце концов удалось поймать Сунь У-куна. Чтобы покончить с этим смутьяном, Лао-цзюнь предложил поместить его в одну из своих волшебных печей, в которых он приготовляет эликсир бессмертия. Но даже волшебный огонь не смог причинить вреда познавшему вечную истину Сунь У-куну. После четырех дней пребывания в печи он вышел оттуда невредимым. Только вмешательство самого Будды прекратило бесчинства Сунь У-куна; Будда заточил его на пятьсот лет под гору Усиньшань.
Переломным моментом в истории Сунь У-куна явилось посвящение его бодисатвой Гуаньинь в монашество. Сунь У-кун, дав обет свято соблюдать законы буддийского учения и быть верным учеником Танского монаха, освободился из заточения, в котором находился в течение пятисот лет, и отправился вместе с Танским монахом на Запад. В пути он должен был охранять своего учителя и тем самым искупить свои грехи. Сунь У-кун выполнил свой обет честно: он беззаветно боролся со встречающимися им чудовищами и злыми духами, много раз спасал жизнь Танскому монаху и помог ему выполнить его миссию.
На протяжении всего романа читатель может видеть, с какой любовью в симпатией автор рисует образ своего героя Сунь У-куна, наделяя его лучшими качествами: отвагой, бесстрашием, острым умом, гуманностью. Сунь У-кун в любой момент готов вступить в борьбу с насилием и несправедливостью.
К тому же Сунь У-кун, постигший вечную истину, наделен сверхъестественной силой: он обладает волшебным оружием, знает способ семидесяти двух превращений. Гордый и вспыльчивый, Сунь У-кун не раз возмущается поступками Танского монаха и делает попытки оставить его, но бодисатва Гуаньинь для обуздания строптивого характера Сунь У-куна передает Танскому монаху волшебный обруч. Красота этого обруча прельщает Сунь У-куна, и он сам попадает в ловушку, надевая обруч себе на голову. Снять его он уже не в силах, и ему приходится покоряться Танскому монаху, так как при малейшем неповиновении монах начинает читать заклинание, и обруч тотчас же сжимается, причиняя Сунь У-куну невыносимую боль.
1 Даосское божество.
[9]
Другим, заслуживающим внимание, героем романа является Чжу Ба-цзе. Как и Сунь У-кун, хотя и в меньшей степени, Чжу Ба-цзе наделен чудесными способностями. Когда-то он был небесным полководцем, но за пристрастие к вину, несвойственные небожителям земные страсти и учиненное буйство был изгнан с неба. Бесхитростный, неуклюжий, грубоватый, любитель вкусно поесть и сладко поспать, он с трудом преодолевает пристрастие к земным радостям. Однако благодаря именно этим человеческим слабостям все действия и рассуждения Чжу Ба-цзе становятся близкими и понятными читателю. За простоту и бесхитростность Чжу Ба-цзе прозвали «Дурнем». Из-за своих слабостей Чжу Ба-цзе постоянно попадает в трудные и нелепые положения, вызывает насмешки Сунь У-куна. И все же, несмотря на свои недостатки, Чжу Ба-цзе завоевывает симпатию читателя. Читатель видит перед собой не духа, а живого человека со всеми его земными страстями и недостатками, понятными ему привычками и наклонностями. Однако следует сказать, что Чжу Ба-цзе свойственны не только недостатки. Автор наделяет его также и положительными качествами. Это существо в высшей степени жизнерадостное, незлобивое. Он не боится труда, храбр и вынослив. Несмотря на то что он иногда сомневается в правильности избранного им пути, он верен обету, данному бодисатве Гуаньинь, и добросовестно выполняет свой долг. Он приходит на помощь Сунь У-куну, когда тот попадает в беду, хотя и не упускает случая выместить на нем обиду за его издевки.
Китайские литературоведы не без основания считают, что в образе Чжу Ба-цзе автор правдиво отобразил характерные черты китайского крестьянина. Об этом свидетельствует и тот факт, что вначале Чжу Ба-цзе выступает зятем старшины Гао, в деревне Гаолаочжуан, в семью которого он был принят как хороший работник. Чжу Ба-цзе, скрепя сердце, расстается с деревней, но не теряет надежды снова вернуться туда. Наконец об этом же говорят грабли, которые служат Чжу Ба-цзе и как сельскохозяйственное орудие и как грозное оружие в сражении.
IV
В течение многих веков в Китае одновременно господствовали три религии: конфуцианство, буддизм и даосизм*, Представители этих религиозных направлений мирно уживались друг с другом, хотя временами между ними и возникало довольно острое соперничество за власть и влияние при императорском дворе. Такое длительное сосуществование привело к тому, что народ с трудом отличал одну религию от другой. Когда возникала необходимость обратиться за помощью к какому-нибудь высшему божеству, то обращались к тому из них, которое по народному представлению могло быть полезным для данного случая, независимо оттого, к пантеону какой из этих трех религий оно относилось.
Персонажи романа в основном являются последователями двух из перечисленных выше религий: буддизма и даосизма. Конфуцианство упоминается лишь вскользь.
Являлся ли автор последователем буддизма, неизвестно, однако несомненно, что персонажи его романа— почитатели буддизма— пользуются у него большей симпатией, нежели представители даосизма. Буддисты — это серьезные и положительные герои. Даосы же показаны недалекими, лживыми, способ-
[10]
ными обманом завоевать власть и притеснять народ. В состязаниях и схватках почитателей буддизма с даосами верх почти всегда берут буддисты.
Тем не менее по ходу романа буддисты и даосы часто помогают друг другу. Так, Нефритовый император просит у Будды помощи для усмирения взбунтовавшегося Царя обезьян; охрану Танского монаха в его поездке на Запад несут как буддийские, так и даосские духи; Танский монах водит дружбу с даосскими праведниками, Сунь У-кун обращается за помощью к даосским небожителям.
V
Заимствуя лучшие традиции старого, У Чэн-энь создал новый вид китайской национальной художественной литературы— фантастический роман, в котором он в аллегорической форме выступил с резким осуждением существовавших в его время общественных порядков.
Среди китайских критиков существуют две точки зрения.
Одни считают, что хотя в романе «Путешествие на Запад» и нет прямых указаний на крестьянские восстания, там в образе злых духов, с которыми Сунь У-кун ведет неутомимую борьбу на протяжении всего романа, ярко и правдиво показаны чиновники того времени и раскрыта сущность господствующего класса.
Другие же считают, что усматривать в борьбе Сунь У-куна элементы отражения крестьянских войн, значит упрощенно подходить к исследованию романа.
Представляется несомненным тот факт, что У Чэн-энь как великий писатель и художник не мог не раскрыть, хотя бы в иносказательной форме, картину общественной жизни своей эпохи. В этом именно и заключается большое социальное значение его романа. Но в силу своей исторической ограниченности и классового происхождения автор, естественно, не сумел определить конечную цель борьбы народа против угнетателей. Поэтому устами своих героев он высказал лишь пожелание, чтобы правители были более мудрыми и справедливыми, а отнюдь не ставил вопроса о том, чтобы избавиться от них совсем, несмотря на все их пороки, тупость и жестокость.
Как известно, глубокое и правильное отображение жизни общества соответствующей эпохи является основным критерием оценки художественного произведения. Поэтому чем правильнее и богаче художник отображает в своем произведении жизнь современного ему общества, тем большую социальную значимость приобретает его произведение, тем выше становится художественная ценность его творческого труда.
Роман «Путешествие на Запад» выдержал испытание временем, являясь в течение нескольких веков одной из любимейших книг в Китае. Пьесы о Царе обезьян, главном герое романа «Путешествие на Запад», столетиями не сходят со сцены китайских театров, доставляя высокое эстетическое наслаждение зрителям. Сам роман неоднократно переиздавался. Отрывки из него помещаются во всех школьных хрестоматиях и учебных пособиях, постоянно перепечатываются в современных газетах и журналах.
Несмотря на кажущуюся фантастичность героев и нереальность обстановки в романе, произведение это понятно и близко китайскому народу.
[11]
Необходимо отметить, что сама фантастика в романе У Чэн-эня постоянно переплетается с действительностью. Исторические личности наделяются сверхъестественными фантастическими качествами. Танского императора Тай-цзуна фантазия автора направляет в потусторонний мир на загробное судилище.
Он присутствует при разбирательстве возбужденного против него казненным драконом дела. Попав в мир тьмы, император встречает души умерших родственников, а также души людей, погибших по его вине. Чтобы избавиться от их назойливых требований, императору приходится откупаться. И, наконец, очевидно в назидание Тай-цзуну, прежде чем отпустить его в царство света, его проводят через восемнадцать отделений ада, в которых пребывают души различных грешников, подвергающихся всевозможным видам кары, в зависимости от совершенных ими при жизни преступлений.
Очень интересно то обстоятельство, что духи наделены автором не только сверхъестественными качествами. Они живут в обычных жилищах, как и человек, нуждаются в одежде и пище, женятся и рожают детей, ездят в гости, на охоту — в общем делают все то, что свойственно простым смертным. Доспехи и оружие духов-воинов такое, какое было в XVI веке. Описание боев представляет несомненный интерес для тех, кто изучает историю военного дела, тем более что устами духов — героев романа автор часто рассказывает о тех или иных законах ведения боя, упоминаемых в древних военных трактатах.
Наделяя духов человеческими свойствами, У Чэн-энь, естественно, приписывает им качества, присущие представителям общества его времени. Следовательно, герои его романа выступают как представители того или иного класса или сословия.
Описывает ли автор небо, землю или подземное царство, читатель всюду может заметить одни и те же формы общественной организации: правитель, сановники, чиновники, хозяева — владетели гор, рек, монастырей, слуги, простой народ. И взаимоотношения между представителями перечисленных сословий в указанных трех мирах — на небе, на земле и в подземном царстве — такие, какими они были на земле. Благодаря этому роман понятен широкому китайскому читателю.
Такая фантастика, которая заставляет читателя видеть перед собой живые существа, переживать вместе с героями романа их неудачи и радоваться их успехам, и дает основание китайским литературоведам, несмотря на кажущееся несоответствие, рассматривать роман «Путешествие на Запад» как реалистическое художественное произведение, как отображение современного автору феодального общества.
Роман «Путешествие на Запад» несомненно вызовет у советского читателя живой интерес. В яркой, увлекательной художественной форме он познакомит читателя с жизнью и бытом средневекового Китая, с древними верованиями и обычаями китайцев. Путешествуя по воле автора вместе с героями его романа по небу, земле и преисподней, читатель попадает в такие уголки и закоулки, знакомится с такими деталями жизни китайского народа, о которых он вряд ли узнает из специальных учебников истории и этнографии Китая.
Перед читателем развертываются картины жизни и быта знати и господству ющего класса феодального Китая: описание дворцов, официальных приемов, пиров, боев; описание внутреннего убранства помещений, парадной
[12]
одежды, боевых доспехов. В романе много ценного материала, касающегося архитектуры и устройства буддийских и даосских храмов и монастырей, распорядка жизни в этих монастырях, описание религиозных споров и распрей, происходивших между представителями различных вероисповеданий, и изложение сущности религий, описание храмовых богослужений, одеяний духовенства и много других любопытных вещей.
Интересны подробности, касающиеся процедуры оформления охранных грамот, получения Танским монахом транзитных виз.
Во многих местах автор описывает жизнь охотников, земледельцев, ремесленников, помещиков, их дома, усадьбы, одежду.
Перед читателем проходит бесконечная галерея персонажей романа: императоры, сановники, полководцы, чиновники, торговцы, монахи, рыболовы, охотники, содержатели гостиниц, ремесленники, дровосеки, гадальщики, колдуны и злые духи. Каждый из этих персонажей представляет собой яркий запоминающийся образ, данный автором в реальной специфической для каждого из героев обстановке.
Самым подробным образом описана флора и фауна Китая. Читатель может найти много сведений о зверях, птицах, домашних животных, обитателях гор и рек.
Таким образом, роман У Чэн-эня не только очень интересная, увлекательная книга, но и ценная энциклопедия о средневековом Китае, из которой читатель сможет почерпнуть для себя самые разнообразные сведения о жизни и быте китайского народа.
VI
В заключение следует сказать несколько слов об У Чэн-эне как поэте. На протяжении многовековой истории поэзия пользовалась в Китае особым почетом и уважением. Одним из главных атрибутов образованного человека было знание на память классической поэзии и умение писать стихи. Поэтическое творчество, требовавшее, помимо таланта, широкого образования, глубокого знания литературы своей страны, обычно являлось привилегией знати и господствующих классов. Но, несмотря на это, народ также любил и ценил поэзию.
Наибольшее развитие китайская поэзия получила при Танской династии. Это была эпоха расцвета культуры, искусства, живописи. Доказательством широкого распространения поэзии может служить «Антология Танской поэзии», изданная при Цинском императоре Кан-си (1662—1722 гг. ), которая состоит из 900 томов, включающих более чем 48 900 поэтических произведений, написанных 2300 поэтами. Если учесть, что эта Антология далеко не полная и что в нее включены наиболее выдающиеся поэтические произведения только Танской эпохи, то станет ясным, что в Китае поэзия не была достоянием узкого круга привилегированных классов, а широко распространилась в народе.
В романе «Путешествие на Запад» автор широко пользуется поэтической формой повествования. Нет почти ни одной главы, в которой У Чэн-энь не прибегал бы к стихотворной форме для выражения своих чувств, мыслей, раздумий. Можно с уверенностью сказать, что, несмотря на то что стихотворения представляют собой один из излюбленных приемов повествования, широко применяемых в произведениях китайской классической прозы, нет ни одного
[13]
крупного произведения, в котором стихи занимали бы такое значительное место, как в романе «Путешествие на Запад».
Не углубляясь в ритмику китайского стиха и поэтики, которые требуют специального изучения, нельзя не отметить того разнообразия жанров и настроений, посредством которых автор выражает свои мысли и чувства. Стихи У Чэн-эня органически связаны со всем ходом повествования, и читатель чувствует, что появляются они тогда, когда душа писателя переполнена возвышенными эмоциями и свои мысли он может передать только высоким слогом, отвечающим этим эмоциям.
В У Чэн-эне чудесным образом сочетались дарование прозаика-сатирика и замечательного лирического поэта. В стихах он выразил любовь к родной земле, воспел ее историю, природу, людей. Стихами он излагает свои философские раздумья о бренности и суетности мира.
У Чэн-энь любил и знал поэзию и потому так широко и умело применял ее для создания своего произведения. В его стихах отражены всевозможные стили: здесь есть и песенное творчество, и стихи, воспевающие героику, доблесть и отвагу; стихи, посвященные описаниям природы. Здесь читатель может встретить и волнующую, задушевную лирику и отголоски древних мифов; в стихах автор выражает свои философские размышления о мире, жизни и бытии, в поэтической форме герои романа рассказывают о своей жизни. Стихами автор описывает и бои, ведущиеся его героями, и их боевые доспехи, и оружие. Даже описание дворцов, храмов и монастырей, убранство помещений, пиршеств и яств, описание отдельных персонажей дается автором в поэтической форме.
Необходимо особо отметить то обстоятельство, что каждое стихотворение У Чэн-эня, несмотря на кажущуюся иногда фантастичность, не представляет собой абстракции, не оторвано от действительности. Напротив, его стихи глубоко реалистичны.
Приведем, например, разговор в стихах двух друзей — дровосека и рыбака. Эти стихи не только дают читателю в живых и ярких образах полное представление о жизни и быте простых тружеников, они, кроме того, полны жизнеутверждающего оптимизма. Устами своих героев автор воспевает жизнь на лоне природы, говорит о том, что счастье и радость люди могут найти только в близком общении с природой. Он отрицательно относится к городской культуре, к призрачности мирской славы, богатству и почету. Здесь, как и в других местах романа, отражены личные настроения У Чэн-эня, вызванные неудачами на служебном поприще.
Ввиду обширности материала здесь нет возможности остановиться хотя бы вкратце на перечислении всех тем и мыслей, которым автор в ходе своего повествования считает необходимым придать поэтическую форму. Нельзя не отметить лишь того, что вся поэзия У Чэн-эня глубоко связана с народными традициями, с китайским фольклором. Народность проявляется и в описании природы и в описании боев, где мечи сравниваются с коноплей, а лук — с серпом луны. Другие сравнения также близки к жизни, к народу: лицо старухи сравнивается с чайным сморщенным листом, пасть чудовища—с кузнечным горном, клыки — с шилом, губы — с вялыми листьями лотоса. Цвет одежды сравнивается то с желтым пухом гусенка, то с нежно-зеленой веткой ивы.
И, наконец, для иллюстрации того, насколько стихи У Чэн-эня реалистически описывают окружающий мир, укажем на небольшое стихотворение в
[14]
главе 35-й «От станции к станции десять ли», в котором дается картина государства, с определенным административным делением, четким распорядком жизни городов, хорошо налаженной связью как на суше, так и на воде. Любое стихотворение У Чэн-эня, посвященное описанию хижин, селений, усадеб, монастырей или городов, отличается большой силой изобразительности и высокой художественностью.
Отражение своеобразной символики китайского фольклора видно в описании похода водяного царства рыб, крабов, черепах. В романе упоминаются многие герои старинных народных сказаний и китайской мифологии: здесь мы встретим Пань-гу — установившего порядок на земле, великого Юя — усмирившего водную стихию, Нюй-ва — починившую небо, Янь-вана — владыку ада, не говоря уже о персонажах народных преданий, о мифических зверях и птицах: Цилине, фениксе, драконах, лисах и других животных.
* * *
Роман У Чэн-эня переведен на русский язык впервые. Перевод осуществлен с пекинского издания 3954 года, выпущенного издательством «Писатель». В предисловии к этому изданию сообщается, что, прежде чем выпустить роман в свет, над текстом была проделана большая редакционная работа, позволившая внести исправления и устранить неточности. В основу этой работы были взяты как издания романа при Минской династии (XVI в. ), так и более поздние издания, появившиеся в эпоху Цинской династии.
При чтении романа «Путешествие на Запад» советский читатель будет испытывать некоторые затруднения с запоминанием собственных имен и наименований. Как известно, в старом Китае человек имел несколько имен и прозвищ. Так, главный герой романа Сунь У-кун, встречается в тексте под самыми различными именами: Царь обезьян, Великий Мудрец, равный небу, Странствующий монах, бимавэнь (небесный конюший) и т. д. Сюань-цзан выступает под именем «Монаха, принесенного рекой», Танского монаха, Цзинь-чана — законоучителя, аскета, Трипитаки и т. д. Там, где это было возможно, в переводе мы старались придерживаться какого-нибудь одного имени или прозвища. Остальные имена или прозвища употреблялись только в тех случаях, когда этого требовал контекст.
А. Рогачев
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
которая расскажет вам о том, как в чудесном камне зародилась
жизнь и как появившееся на свет существо, благодаря стремлению
к самоусовершенствованию, постигло Великое учение
Стихи гласят:
Когда владел вселенной хаос* темный,
То покрывали весь простор огромный
И мрак, и мгла, и мутная вода,
Людского не виднелось здесь следа.
С тех пор, когда Пань-гу* в порядок стройный
Привел начальный хаос беспокойный,
Земля и Воздух им разделены
И каждому созданию даны.
Так почвою земля отныне стала,
И небо распростерло покрывало;
За эту милость тварь благодарит,
Все принимает совершенный вид.
Пусть тот, кто пожелает разуменья
Великого потока становленья,
«На Запад путешествие» возьмет,
Внимательно и тщательно прочтет!1
Говорят, что жизнь вселенной исчисляется циклами. Полный цикл длится 129 600 лет. Цикл в свою очередь делится на двенадцать периодов, или двенадцать земных ветвей: Цзы, Чоу, Инь, Мао, Чэнь, Сы, У, Вэй, Шэнь, Ю, Сюй и Хай. Продолжительность такого периода 10 800 лет.
1 С первой по десятую главу включительно (кроме некоторых страниц) стихи в обработке Н. Павлович.
[19]
Если говорить о периодах применительно к суткам, то мы узнаем, что каждый период длится два часа. В период Цзы (между 11 часами вечера и часом ночи) появляется положительное начало созидания;* в период Чоу раздается пение петуха. Когда наступает Инь, еще не светает, а во время Мао уже всходит солнце. Период Чэнь приходит после того, как люди поедят, а в период Сы приводятся в порядок дела. Полдень приходится на У, во время Вэй солнце начинает катиться на запад, в период Шэнь день уже клонится к вечеру. В период Ю солнце заходит за горизонт, когда наступает Сюй спускаются сумерки, и в период Хай все люди отходят ко сну.
Если теми же периодами исчислять историю мироздания, то происходит следующее. К концу периода Сюй вселенная погружается во мрак, и для всех живых существ наступают бедствия. По истечении 5400 лет, в начале периода Хай, не остается даже следов человека. Все окутано мраком. Поэтому-то и называют период Хай царством хаоса. Но проходит еще 5400 лет и перед концом периода Хай появляются признаки чистоты, а при приближении периода Цзы начинается постепенное просветление. Об этом периоде Шао Кан-цзе1 говорит так:
По середине Цзы
Зима была бессменно,
И неподвижно
Замер центр вселенной.
С движеньем
Животворного начала
Явленье жизни
Вэй знаменовало.
Только в этот период возникают признаки образования неба. Через следующие 5400 лет, в период Цзы, чистые пары возносятся вверх и появляются солнце, луна, звезды и разные созвездия, называемые четырьмя видами небесных светил. Недаром говорят, что небо появилось в период Цзы.
По истечении следующих 5400 лет, когда период Цзы уже завершается и приближается период Чоу, начинает появляться твердь. Вот что написано об этом в книге Ицзин2.
Нет меры беспредельности небесной,
О, как земля огромна и чудесна!
Законы неба держат в подчиненье
Всего живого в мире зарожденье.
К этому времени масса земли начинает сгущаться, постепенно затвердевает. Проходит еще 5400 лет, и в период Чоу твердеющая масса опускается; образуются вода, огонь, горы,
1 Шао Кан-цзе, он же Шао Юн (1011—1077 гг. ). Ученый Сунской эпохи (960—1278 гг. ). Комментатор книги Ицзин.
2 Ицзин— книга Перемен. Третья книга Конфуцианского Пятикнижия.
[20]
камни, земля — пять элементов*, которые получили название пяти стихий. Поэтому и говорят, что земля появилась в период Чоу.
Через следующие 5400 лет период Чоу кончается, и с наступлением периода Инь на земле зарождается жизнь. Вот что написано об этом времени в календаре:
Дух неба опустился с высоты,
И к небесам свой дух земля послала,
От сочетанья неба и земли
Живого на земле первоначало.
В период Чоу небо полностью отделяется от земли и силы Ян и Инь — положительного и отрицательного начал — приходят во взаимодействие. Проходит еще 5400 лет, и наступает период Инь. В этот период появляются живые существа и человек. Недаром говорится, что к этому времени три начала — Небо, Земля и Человек — заняли свои места. Вот почему и говорят, что человек появился в период Инь.
После того как Пань-гу преобразовал первобытный хаос на земле, три императора устроили мир, а пять императоров установили отношения между людьми1. Земля разделилась на четыре больших материка: Пурвавидеха, Джамбудвипа, Го-данья и Курудвипа*. Но в нашей книге речь пойдет лишь о материке Пурвавидеха.
Была за морем страна и называлась она Аолайго. Страна эта прилегала к великому морю, посреди которого возвышалась Гора цветов и плодов. Она образовалась после того как отделились друг от друга небо и земля и был положен конец хаосу. От этой горы шли подземные жилы*, питавшие десять больших островов и. являвшиеся источником благоденствия трех малых островов, населенных небожителями.
Это была поистине чудесная возвышенность, доказательством чего служит хвала, которую ей воздали в стихах:
Она по положенью своему
Владычицею стала над морями,
По грозному величью своему
Над бурными господствует морями.
Волн перламутр смиряется пред ней,
Но если волны серебристо-серы,
И кажутся горами серебра,
То рыбки робко прячутся в пещеры.
Когда ж она в величии своем
Встает державно, над волной зеленой,
Чудовище, живущее на дне,
Вдруг выплывает из морского лона.
1 Три мифических императора— Фу-си, Шэнь-нун и Хуан-ди и пять императоров, живших, по преданию, в 2952—2205 гг. до н. э.
[21]
И дерева стихии, и огня
Взлетают ввысь, зияет море щелью,
Здесь вся гора в обрывах страшных скал,
Здесь красные, глубокие ущелья.
Здесь фениксов четы всегда поют,
Уходят ввысь заостренные пики,
А у подножья гор лежит Цилинь*,
Фазанов золотых не молкнут крики.
И часто можно видеть у пещер
Драконов, выходящих и входящих,
И можно встретить оборотней лис,
Оленей долговечных в горных чащах.
И птицы там разумные живут,
Там аист мудрый, там прекрасны сосны,
В цветенье вечном редкие цветы,
И персики волшебно плодоносны.
И кажется весенним кипарис,
А на бамбуке задержались тучи,
Всегда свежа и зелена трава,
В долинах горных — сеть лиан могучих.
Поистине возможно говорить,
Что многих рек здесь чудное скрещенье,
Что эту гору — корень всей земли —
Не возмутят стихийные волненья,
Что бедствия бессильны перед ней,
Она стоит твердыней непреклонной,
Поддерживая весь небесный свод,
Как непоколебимая колонна.
На вершине Горы цветов и плодов стоял волшебный камень, высотой в три чжана1, шесть чи и пять цуней и окружностью в два чжана и четыре чи. Три чжана, шесть чи и пять цуней составляют триста шестьдесят пять цуней, что соответствовало тремстам шестидесяти пяти дням, в течение которых происходит смена года на земле. Два чжана и четыре чи составляют двадцать четыре чи, что соответствует двадцати четырем периодам года, указанным в императорском календаре. На горе было девять углублений и восемь отверстий, что соответствовало восьми триграммам* и девяти гунам* в исчислении.
Вокруг этого камня не росли деревья, которые могли бы защитить его от горячих лучей солнца, однако там зеленела душистая трава и цвели чудесные цветы чжи-лань, приносящие долголетие.
Прошло много времени, и вот небо и благоухания земли, животворная энергия солнечных лучей и сияние луны словно вдохнули жизнь в скалу, и она зачала чудесный плод. Однажды
1 Чжан — мера длины, равная 3,2 метра, ч ж а н равен 1 чи; 1 чи равен 10 цуням.
[22]
скала эта раскололась и произвела на свет каменное яйцо величиной с мяч. Под действием ветра это яйцо постепенно развивалось и наконец превратилось в каменную обезьяну, наделенную всеми пятью органами чувств и четырьмя конечностями. Обезьяна сразу же выучилась карабкаться и бегать.
Прежде всего она поклонилась на все четыре стороны и, совершая поклоны, устремила свой взор вдаль. Сверкавшие золотом лучи ее глаз достигли дворца созвездия Полярной звезды*, и сияние этих лучей так встревожило священного властителя неба — всемилостивого высочайшего Нефритового императора* восседавшего в это время в тронном зале в высших сферах неба в окружении священных сановников, что он приказал своим придворным Всевидящему глазу и Всеслышащему уху открыть Южные ворота неба и разузнать, что происходит.
Выполняя приказ своего повелителя, оба небесных сановника вышли за ворота, тщательно все осмотрели, прислушались и, возвратившись, доложили:
— По вашему повелению мы установили, что золотистый свет исходит из страны Аолайго, расположенной на материке Пурвавидеха, в восточной части моря. Там стоит Гора цветов и плодов, а на ней священная скала. Скала эта произвела на свет яйцо, которое под действием ветра превратилось в каменную обезьяну. И вот, когда эта обезьяна совершала поклоны, лучи света, исходящие из ее глаз, достигли дворца Полярной звезды. Сейчас обезьяна стала пить воду и есть пищу, поэтому блеск ее глаз уже тускнеет.
Выслушав такое сообщение, Нефритовый император соизволил склониться, удостоил сановников взглядом и милостиво промолвил:
— Создания, живущие там, внизу, появились в результата взаимодействия животворной силы неба и земли, и поэтому подобное событие не может вызывать удивления.
Между тем, обезьяна, живя в горах, научилась ходить, бегать и скакать. Она питалась травой и растениями, утоляла жажду из ручьев и источников, собирала горные цветы и отыскивала на деревьях плоды. Ее постоянно сопровождали волки и пантеры; она была дружна также с тиграми и барсами, ланями и оленями. Родственные ей породы обезьян окружали ее. На ночь обезьяна устраивалась под утесами, а с наступлением дня отправлялась бродить по горным пикам и ущельям. Поистине про нее можно было сказать:
В горах мгновеньям
Не ведётся счет,
Кому же знать,
Который ныне год?
Однажды утром, когда уже наступила сильная жара, обезьяна в сопровождении своих приятелей, укрывшись в тени сосен,
[23]
предавалась играм и забавам. Вы только посмотрите, что они проделывали:
Взбирались они на деревья,
В игре проводили все дни,
Но Будду они почитали,
И кланялись небу они.
Карабкались резво по веткам,
И в ямы бросались стремглав,
Песчаные строили башни
И туфли сплетали из трав.
Искали плодов они вкусных,
Красивых цветов для венка,
Купались они и плескались
В прозрачной воде родника;
Чесались, ища насекомых,
И блох выгрызали в шерсти,
Толпились, теснились, толкались,
Другим не давая пройти.
И вот как-то раз это стадо обезьян, вдоволь нарезвившись, отправилось к горному потоку купаться.
Глядя на его бурные воды, которые перекатывались, словно дыни, обезьяны задумались. «И птицы и животные имеют свой язык» — гласит старая поговорка.
— Никто не знает, откуда течет эта вода,— говорили между собой обезьяны.— Делать сегодня нечего, не отправиться ли нам ради забавы вверх по течению потока, чтобы посмотреть, откуда он берет свое начало! Кликнув младших и старших,братьев, таща за собой детенышей, они с веселым шумом гурьбой стали карабкаться в гору, к тому месту, откуда начинался поток. И здесь они увидели водопад. Это было поистине великолепное зрелище.
Здесь, радугою трепеща,
Спадала лента водопада.
И в мириадах брызг цветных
Стояла горная громада.
Морского ветра никогда
Не прекращалось дуновенье.
Стекавший по траве ручей
Поил прибрежные растенья.
Холодный воздух наполнял
Скалистых круч разрез природный.
Поистине тот водопад
Был дивной занавесью водной.
— Что за прелесть! Какая чудесная вода! — в один голос закричали обезьяны, хлопая от восторга в ладоши.— Так вот откуда, оказывается, вытекает поток. Беря начало у подножья этой горы, вода проделывает огромный путь к далекому морю. Если бы среди нас нашелся кто-нибудь, кто решился бы проник-
[24]
нуть через этот водный занавес, — продолжали они, — и вернулся бы цел и невредим, мы сделали бы его своим царем.
И вот, когда они повторили это несколько раз подряд, из толпы выскочила каменная обезьяна.
— Я пойду! Я пойду! — громко крикнула она.
О, дорогая обезьяна! —
Ведь это вызвалась она!
В тот день решающий, великий
Она прославиться должна.
Ей уготовано жилище
И предназначены пути,
Чтоб в этот самый день отсюда
В чертог небесных сил взойти.
Теперь послушайте, что сделала наша обезьяна. Она зажмурила глаза, присела на корточки, затем распрямилась и одним прыжком перемахнула через струю водопада. И вот, когда она открыла глаза и, подняв голову, осмотрелась, ни воды, ни волн уже не было. Ее глазам представился большой мост во всем блеске.
Замерев на месте, она с затаенным дыханием стала рассматривать его. Мост был сделан из железа. Вода под ним била струей из скалы и затопляла вокруг все пространство. Наклонившись немного вперед, обезьяна взобралась на мост и, осмотревшись по сторонам, вдруг увидела перед собой что-то вроде жилища. Что это было за прекрасное зрелище!
Всюду расстилался
Мох ковром зеленым;
Облака скользили
Вдаль по небосклону.
Влага чуть сочится
Из расселин в скалах,
Как глаза драконьи,
Светится в кристаллах.
Есть цветы живые
И теперь в жилище;
На столах остатки
И питья и пищи;
[25]
Очага обломки,
След огня былого…
И казалось, люди
Поселятся снова.
Рос бамбук у входа,
Зеленели сосны,
Зацветала слива,
Сеял дождик росный.
Обезьяна долго рассматривала все это, затем перебралась на середину моста и здесь увидела каменную плиту, на которой большими квадратными знаками была сделана надпись: «Благословенная земля на Горе цветов и плодов, Пещера водного занавеса — обитель бессмертных».
Прочитав это, обезьяна пришла в неистовый восторг. Она бросилась назад, закрыла глаза, присела и, сделав прыжок, снова очутилась за струей водопада.
— Ну и удача! — громко закричала она.— Нам просто счастье привалило!
— Что же там такое? — окружив ее, стали расспрашивать другие обезьяны.— Очень глубоко?
— Да там совсем нет воды,— отвечала каменная обезьяна.— Там стоит большой железный мост, а рядом с ним возвышается дом, созданный самим небом и землей.
— С чего ты взяла, что это дом? — снова спросили ее.
— А вот с чего,— продолжала каменная обезьяна,— вода вырывается из расщелины в скале и, протекая под мостом, заполняет собой все пространство. А за мостом, там где растут цветы и деревья, стоит каменный дом. В нем все сделано из камня: и котлы, и очаги, и чашки, и посуда, а также кровати и скамьи. Я видела там каменную плиту с надписью: «Благословенная земля на Горе цветов и плодов, Пещера водного занавеса—обитель бессмертных». Это великолепный уголок для нас. Там очень просторно и места хватит на тысячи таких, как мы. Давайте все вместе отправимся туда и станем жить. Это будет для нас прекрасным убежищем в любую погоду.
Возможно было спрятаться от ветра,
Убежище подобное найдя,
Возможно было отдыхать спокойно,
Не опасаясь бури и дождя.
Возможно было не бояться снега;
Сюда не долетал весенний гром…
Здесь розовое облако блистало,
Дышал благоуханьем светлый дом.
Бамбук вставал и зеленели сосны,
Был круглый год прекрасен их убор;
Здесь никогда цветы не увядали
И красотою восхищали взор.
[26]
Выслушав каменную обезьяну, остальные обезьяны пришли в восторг и закричали:
— Ну, что же, в таком случае ты иди первая и веди нас за собой.
Тут каменная обезьяна снова закрыла глаза, присела на корточки и прыгнула.
— Следуйте за мной! — крикнула она.— Идите все сюда! Те, что были посмелее, тотчас же прыгнули вслед за ней, а трусливые лишь вытягивали и втягивали, голову, почесывали за ушами и потирали от волнения щеки. Но наконец вся ватага с шумом и криком ринулась вперед, и вскоре все они очутились за водопадом. Тут обезьяны стали карабкаться на мост, хватать тарелки и чашки, дрались друг с другом из-за очагов и кроватей, перетаскивали вещи с места на место, словом, вели себя так, как и полагается обезьянам, обладающим буйным, озорным характером. Они ни на минуту не успокоились до тех пор, пока вся эта суматоха окончательно не утомила их. Лишь тогда они притихли. Тут каменная обезьяна уселась на возвышении и, приняв чинный вид, заявила:
— Друзья мои! Пословица гласит: «С человеком, которому нельзя верить, не следует иметь дела». Не вы ли только что говорили, что того, кто сумеет пройти сюда и возвратиться невредимым, вы сделаете своим царем. И вот я не только вошла сюда и возвратилась назад, но и привела всех вас на это место, нашла убежище, где вы можете спокойно отдыхать, спать и наслаждаться благополучием людей, имеющих свое собственное жилище. Почему же вы не приветствуете меня как своего повелителя?
Выслушав это, обезьяны почтительно сложили ладони рук и выразили свою покорность. Затем все они выстроились в ряд по старшинству и, почтительно кланяясь ей, воскликнули:
— Да здравствует великий государь!
Взойдя на возвышение, обезьяна не пожелала больше называться «каменной», а стала величать себя: «Прекрасный царь обезьян». Об этом рассказывается в стихах:
Если пробуждается природа,
Силы жизни в ней пробуждены.
И таит в себе священный камень
Семена и солнца и луны.
Из яйца родилась обезьяна,
Постепенно к истине пришла,
Имя новое себе снискала
И бессмертья камень обрела.
Внутреннюю сущность обезьяны
Невозможно было бы познать —
У нее нет образа и формы,
Как же этот образ начертать!
[27]
Внешнее же было очень ясно —
Ведь таков весь человечий род:
Государем быть захочет каждый,
Мудростью снискать себе почет.
Возглавив обезьянье царство, Прекрасный царь обезьян разделил своих подданных на группы и распределил между ними должности сановников и их помощников. Днем обезьяны разгуливали по Горе цветов и плодов, а с наступлением ночи устраивались на ночлег в Пещере водного занавеса. Жили они в дружбе и согласии, от птиц и зверей держались особняком. Сердце Царя обезьян было исполнено радости: ведь он стал независимым правителем. Поистине:
И пища и питье
Для них цветы —
Весной;
Плоды
Они вкушали
В летний зной;
А овощи
Их осенью питали;
Увядшую траву
Зимою собирали.
Довольно долго наслаждался этой простой, беззаботной жизнью Прекрасный царь обезьян, пока однажды, когда все обезьяны предавались веселью на пиру, он вдруг загрустил и разразился слезами. Увидев это, обезьяны встревожились, выстроились перед ним и, почтительно склонившись, спросили:
— Что вас так опечалило, великий государь?
— Даже сейчас, во время веселья, меня не покидает забота о будущем; вот о чем я печалюсь,— ответил им Прекрасный царь обезьян.
— Никак не угодишь на вас, великий государь,— сказали в ответ на это смеясь обезьяны.— Мы, что ни день, весело проводим время, живем в благословенных местах среди волшебных гор, в древних пещерах и на священных островах. Мы не подвластны ни единорогу, ни фениксу. Нас не притесняют также правители людей, и мы наслаждаемся полной свободой и безграничным счастьем. Что же может заботить и печалить вас, великий государь?
— Хотя сейчас мы и не подчинены законам человеческих правителей и можем не бояться ни зверей, ни птиц, но вот в будущем, когда я состарюсь и стану дряхлым, в один прекрасный день владыка преисподней Янь-ван прервет мою жизнь. Так разве не напрасно проживу я свою жизнь, если не сумею добиться бессмертия и остаться навсегда среди небожителей?
Выслушав это, обезьяны закрыли лица руками и горько заплакали; каждая из них думала о своем смертном уделе и бренности жизни. Вдруг в этот момент выскочила вперед какая-то обезьяна и громко крикнула:
[28]
— Раз вы, великий государь, стали беспокоиться о будущем, то это значит, что в вас зародилось стремление познать путь Истины — Дао!* Из живущих на земле существ только три категории* не подчинены владыке преисподней Янь-вану.
— Что же это за категории? — с живостью спросил царь.
— Это — Будда, бессмертные и мудрецы,— отвечала обезьяна.— Они не подчиняются законам жизни, перевоплощения* и разрушения; они вечны, как небо и земля, как горы и реки.
— А где же находятся эти небожители? — спросил повелитель обезьян.
— Они живут в стране Джамбудвипа, на священной горе, в древней пещере,— отвечала обезьяна.
Услышав это, Царь обезьян очень обрадовался и сказал:
— Тогда я завтра же распрощаюсь с вами, спущусь с горы и отправлюсь вслед за облаками. Пусть даже мне придется идти на край света, я непременно должен найти бессмертных, чтобы научиться у них бессмертию и навсегда избежать власти Янь-вана — владыки преисподней.
И что же вы думаете?! Слова эти были сказаны не напрасно. Царь обезьян научился, как избавиться от мук перевоплощения и в конце концов стал Великим Мудрецом, равным небу.
А обезьяны громко захлопали в ладоши:
— Вот и чудесно! — кричали они.— Вот и прекрасно! Завтра мы обойдем горы и холмы, наберем фруктов и ягод и устроим большое пиршество в честь отъезда нашего повелителя.
И действительно, на следующий день обезьяны отправились собирать волшебные персики и невиданные плоды. Накопали горных корнеплодов, собрали лечебные травы, орхидеи, душистые цветы и другие удивительные растения. Все это они аккуратно разложили на каменных скамьях и столах, а затем подали великолепную еду и напитки. Чего здесь только не было!
Вот пилюли золотые,
Шарики жемчужные!
Вот и вишни восковые,
Вишни в пору вьюжную.
Это косточки краснеют,
Мякоть — желтовата;
Цвет— чудесен; вкус приятен!
Сладость аромата.
Золотистые пилюли,
Жемчуга зернистые…
Вот плоды созревшей сливы,
Сочные, душистые!
Это косточки краснеют,
Мякоть желтовата,
Слива зимняя прекрасна,
Нежно-кисловата.
[29]
Плод похож на виноградный,
Кожица— атласная.
Плод лайчи с малюткой косточкой.
Мякоть — ярко-красная.
Яблоки приносят с ветками,
А кизил — с листочками;
Головам подобны заячьим
Эти груши сочные.
Формой финики кунжутные,
Как сердца куриные,
А плоды личжи1, с агатовой
Твердой сердцевиною.
Абрикосы здесь и персики
Как вино небесное,
И бодрят они с похмелья
Сладостью чудесною.
Здесь лежат арбузы красные,
С семечками черными
И гранаты переспелые
С жемчугами-зернами.
Нежный вкус настоек грушевых
Чистых, прохладительных,
Виноградных вин и сливовых,
Крепостью живительных.
Апельсины, мандарины
Горкою высокою,
И хурма четырехдольная
И золотобокая.
Абрикос— годятся косточки
На заварку чайную;
Сок пьянящий пальм кокосовых,
Най — необычайные.
И орехов блюда полные,
С гор картофель жареный,
И фулин2 с целебной силой,
Медленно распаренный.
Но, хотя в еде изысканность
У людей встречается,
С дивной трапезой бессмертных
Стол их не сравняется.
Своего повелителя обезьяны усадили на главном месте, а сами устроились ниже, в соответствии с возрастом и занимаемым положением. Братская чаша переходила из рук в руки, и каждая из обезьян старалась поднести царю вино, цветы, фрукты. Пир
1 Личжи, най — плоды, произрастающие на юге Китая.
2 Фулин — лекарственный гриб.
[30]
продолжался целый день. Назавтра Царь обезьян поднялся рано утром и распорядился:
— Дети мои! Срубите несколько старых сосен и сделайте из них плот. А затем найдите длинный бамбуковый ствол для шеста и соберите для меня плоды. Я отправляюсь в путь.
Когда все было готово. Царь обезьян взошел на плот. С силой оттолкнувшись от берега, он поплыл по волнам все дальше и дальше, направляясь прямо к морю. Благодаря попутному ветру он очень быстро добрался до границ страны Джамбудвипа. Вот что можно сказать про его путешествие:
Велик был совершенствования путь
У той, рожденной небом обезьяны;
Спустившись с гор, на маленьком плоту
Она пересекала океаны.
Ей было предназначено судьбой
Быть от земных страстен освобожденной,
И беспечально встретить на пути
Главнейшего, сильнейшего дракона.
Великую себе поставив цель,
Имела и великие деянья;
Она хотела с помощью друзей
Постигнуть все законы мирозданья.
Надо сказать, что судьба благоприятствовала Царю обезьян. С того самого момента, как он взошел на плот и все время пока плыл, дул сильный юго-восточный ветер. Вскоре плот прибило к северо-западном}’ берегу. Там начиналась страна Джамбудвипа. Измерив шестом глубину воды и убедившись, что здесь мелко, Царь обезьян оставил плот и вскарабкался на берег. На берегу было много народу. Одни ловили рыбу, другие охотились на диких гусей, третьи вылавливали из воды ракушек и устриц, сушили соль.
Приблизившись к ним, Царь обезьян стал проделывать всевозможные штуки. Это так напугало людей, что они побросали свои корзины и сети и разбежались кто куда. Лишь один из них от страха не смог бежать. Царь обезьян поймал его, сорвал с него одежду и нарядился, как это делают люди. Затем он с важным видом отправился разгуливать по городам и селениям, площадям и рынкам. Он перенял манеры и привычки людей, научился их языку. Утром он вставал и завтракал, вечером ложился спать. Все его помыслы были устремлены к тому, чтобы найти бессмертных и узнать у них секрет вечной юности.
Но, встречаясь с людьми, он убедился в том, что все они гонятся лишь за выгодой и славой и никто не думает о бренности жизни.
[31]
За выгодой или за славой,
Когда ж прекратится погоня?
С утра до отхода ко сну
Человек все мятется…
Имеет осла или мула,
И все недоволен,
И все он стремится
Себе завести иноходца,
Сановником будучи первым,
Мечтает о троне;
Все думы людей об одном,—
Как поесть им сегодня, И нет даже мысли
О времени том неизбежном,
Когда призовет их Янь-ван —
Господин преисподней.
И все помышляют о том,
Чтоб оставить наследство,
Никто и подумать не хочет
О праведном деле,
О том, как прожить эту жизнь,
Восходя к совершенству,
В своем оставаясь
Назначенном кармой — уделе.
Все поиски Царя обезьян оказались тщетны — он так и не нашел бессмертных. Незаметно прошло лет девять. Продолжая свои поиски, он странствовал из города в город, от селения к селению, пока вдруг не очутился у Западного океана. Тут он решил, что за этим океаном непременно должны жить бессмертные. Тогда он соорудил себе такой же плот, ‘какой у него был когда-то, и отправился в путь через Западный океан. Он плыл до тех пор, пока не достиг Западных земель. Выйдя на берег и внимательно оглядевшись вокруг, он увидел красивую высокую гору, покрытую густым зеленым лесом. А так как Царь обезьян не боялся ни волков, ни тигров, ни барсов, то он смело стал взбираться на вершину горы, чтобы узнать, что там есть. Гора поистине была прекрасна.
Словно трезубцы,
К небу вздымались
Тысячи пиков.
Множество лезвий
Ширмой колючей
Рядом вставали.
Ливни смягчили
Ярость блистанья
Солнечных бликов.
Средь испарений,
Как изумруды
Солнце играло.
[32]
Цепко лианы
Ствол обвивали,
Сохли, чернели.
Издавна тропы
Здесь обрывались
У переправы;
Стебли бамбука,
Стройные сосны
Здесь зеленели.
Склоны Пэнлая*
Плотно покрыли
Пышные травы.
Неподалеку
Пели на склонах,
Дивные птицы,
И неумолчно
Чистых потоков
Слышался лепет.
Скалы, долины,
Луг в орхидеях
Шли вереницей…
То подымались,
То опускались
Горные цепи.
Местность удобна,
Чтоб предаваться
Здесь размышленью.
Мудрого мужа
Встретить смогу я
В уединенье.
И вот, когда Царь обезьян стал осматриваться кругом, до него из глубины леса донеслась вдруг человеческая речь. Он поспешил на голос, вошел в самую чащу и, внимательно прислушавшись, понял, что кто-то пел песню:
Пока глядел с восторгом дровосек,
Как шахматная шла игра,
За это время сгнила у него
Вся рукоятка топора*.
«Я лес рублю в горах,
И слышен звук — дин-дин,
Я рядом с облаком
Иду среди теснин.
Продав дрова,
Вина себе купил,
И хохочу я
До потери сил.
[33]
Я осенью лежу,
Лицом к луне:
Сосновый корень,—
Как подушка, мне.
О, как высок
Осенний небосвод!
И вот рассвет
На труд меня зовет.
Вокруг меня
Знакомые места,
И я иду
На перевал хребта.
Рублю лианы
По обрывам гор,
В руках моих
Испытанный топор.
Когда же я
Вязанку наберу,
Пойду на рынок
С песней поутру.
И вот цена
Товару моему:
Три шэна риса
За него возьму.
Я по дешевой
Продаю цене,
И торговаться
Непривычно мне.
Ни заговоров
Я не составлял.
Ни хитростей.
Ни зол не замышлял.
Ни славе, ни позору
Не сродни,
Простая жизнь
Мои продолжит дни.
И тот, кого
Встречаю с простотой,
Иль дух бессмертный.
Иль земной святой.
Спокойно сидя,
Разъясняет он
Ученья Дао
Правильный закон».
Услышав это, Прекрасный царь обезьян несказанно обрадовался и подумал: «Здесь, конечно, обитает бессмертный!» Он подбежал поближе и, присмотревшись, увидел дровосека, который, взмахивая топором, рубил кустарник. Наряд дровосека был не совсем обычен:
[34]
Одетый непохоже на других,
Он — в шляпе из побегов молодых,
Бамбуковой, с широкими полями,
А поясок на нем расшит шелками.
Ногам его удобны и легки
Из скрученных травинок башмаки.
Халат на нем широкий, полотняный,
Из пряжи хлопковой искусно тканный,
В руке его подъят топор стальной,
И вот над расщепленною сосной
Взвивается веревка с коромысла:
Умело брошена,— петля повисла.
Тут Царь обезьян выступил вперед и сказал:
— Уважаемый бессмертный, ученик почтительно приветствует вас.
Дровосек, быстро отбросив топор, повернулся к подошедшему и, отвечая на приветствие, сказал:
— Вы ошибаетесь, уважаемый! Я простой невежественный дровосек и не в состоянии даже прокормить себя, как нее я могу называться бессмертным?
— В таком случае почему вы говорите так, как говорят бессмертные? — спросил Царь обезьян.
— Да что же я особенного сказал, что вы приняли меня за бессмертного? — удивился дровосек.
— Когда я был у опушки леса,— отвечал Царь обезьян,— то слышал, как вы говорили: «Тот, кого мне приходится встречать, либо бессмертный, либо праведник, и я спокойно сажусь с ним разбирать священную книгу Хуан-тин». А ведь книга «Хуан-тин» проповедует учение Дао. Кто же вы тогда, если не бессмертный?
— Ну что же, мне нечего обманывать вас,— промолвил, улыбаясь дровосек.— Этой песне, которая называется «Мань-тин-фан», меня действительно обучил бессмертный: он живет недалеко от моей хижины. Видя, сколько горя в моей жизни и как много и тяжело я работаю, он посоветовал мне, когда придет какая-нибудь беда, читать вслух слова песенки. «Это,— сказал он,— утешит тебя и избавит от многих трудностей». И вот как раз сейчас мне нелегко приходится, грусть одолевает, потому я и пел свою песенку. Однако я не предполагал, что вы слушаете меня.
— Но ведь ты живешь по соседству с бессмертным, почему же не стал его учеником? — снова спросил Царь обезьян.— Не так уж плохо было бы узнать от него, как остаться вечно молодым.
— Жизнь моя очень тяжела,— отвечал на это дровосек.— До девяти лет я жил с отцом и матерью. Но не успел я узнать жизнь, как отец мой умер. Мать осталась вдовой. У меня нет ни сестер, ни братьев, и мне одному приходится трудиться с утра до ночи, чтобы поддерживать ее. Сейчас моя мать уже стара, и я
[35]
не вправе бросить ее. Кроме того, с нашего огорода, который запущен, мы не можем прокормиться и одеться, вот и приходится мне рубить хворост и нести его на рынок для продажи. На вырученные медяки я покупаю несколько доу1 риса, сам вожусь у очага, готовлю пищу и чай и кормлю свою старую мать. Поэтому я и не могу стать учеником бессмертного.
— Судя по всему я вижу, что ты достойный человек и почтительный сын,— сказал Царь обезьян.— И за это в будущем, ты будешь, конечно, вознагражден. А мне все же хотелось бы повидать бессмертного.
— Да это совсем недалеко отсюда,— заметил дровосек. — Эта гора называется Священной террасой. В центре ее есть пещера под названием «Пещера косых лучей луны и звезд». Вот там и живет бессмертный. Имя его Суботи. Много было у него учеников, да и сейчас есть человек сорок. Вы идите вон по той тропинке и, когда пройдете на юго-восток семь-восемь ли, увидите его дом.
— Уважаемый брат,— обратился Царь обезьян к дровосеку, взяв его за руку,— пойдем вместе со мной. И, если там меня ждет удача, я никогда не забуду, что ты помог мне найти бессмертного.
— Ну до чего же трудно с тобой договориться,— отвечал Царю обезьян дровосек.— Ведь я только что объяснял тебе, почему не могу идти, а ты все понять не можешь! Да если я пойду вместе с тобой, то у меня остановится работа. Кто же будет кормить мою мать? Нет, уж ты ступай один, а я буду рубить дрова.
После этих слов Царю обезьян не оставалось ничего другого, как распроститься с дровосеком. Он вышел из леса, отыскал нужную тропинку и отправился к бессмертному на гору. Пройдя ли восемь, Царь обезьян, увидел пещеру; он вытянул шею и осмотрелся кругом. Что за чудесное место! Да вы, читатель, сами посмотрите:
Вся в радуге — туманов пелена;
Сияют ярко солнце и луна,
И кипариса тысячи стволов
Вбирают жадно влагу облаков,
Бамбук высокий в тысячу колен
Листвой зеленой взял ущелье в плен,
И золотой парчой цветы лежат,
А травы льют у моста аромат.
Все заросло темно-зеленым мхом,
С вершины повисает он ковром;
Порой священным крикам журавля
Внимает потрясенная земля,
И фениксов прекрасные четы
Слетают постоянно с высоты.
Когда кричит журавль, протяжный звук
Летит и небо сотрясает вдруг;
1 Доу — мера объема, равная примерно 10 литрам.
[36]
Когда же длится фениксов полег,
В их оперенье радуга цветет;
Играя, в чаще спутанных лиан,
Мелькают стаи желтых обезьян,
Гуляют белоснежные слоны,
А тигры и видны и не видны —
Скрываясь, прячутся они в тени,
И снова появляются они.
К благословенной присмотрись стране —
Она поспорит с раем в вышине!
Царь обезьян увидел, что дверь в пещеру крепко заперта. Кругом царила полная тишина, ничто здесь не напоминало о присутствии человека. Оглядевшись, Царь обезьян заметил на краю скалы камень, вышиной в три чжана и восемь слишнимчи в ширину. На нем была надпись большими иероглифами:
«Гора «Священная терраса», «Пещера косых лучей луны и звезд». Прекрасный царь обезьян пришел в неистовый восторг: «А народ здесь очень правдивый и честный,— подумал он.— И гора такая и пещера — все как дровосек сказал, так и есть».
Царь обезьян долго глядел на дверь, но постучаться не решался. Наконец он взобрался на верхушку сосны, стал там срывать сосновые шишки, грызть орехи и забавляться. Немного погодя он вдруг услышал скрип, дверь растворилась и из пещеры вышел божественный отрок удивительной красоты. От него так и веяло благородством, и он ничуть не был похож на обычных молодых людей. Да вы только взгляните на него!
Он в две косички волосы заплел
И ленточкою подвязал с боков;
И отличался у него халат
Свободной шириною рукавов.
У отрока был необычный вид:
Был чужд страстей всегда спокойный взор,
Ничто его не смело б загрязнить.
То был бессмертный отрок этих гор.
И шло вдали течение времен,
Которому был неподвластен он.
Появившись в дверях, отрок крикнул:
— Кто нарушает здесь тишину?
Тут Царь обезьян спрыгнул с дерева и почтительно поклонился.
— Божественный юноша,— сказал он,— я пришел для того, чтобы научиться бессмертию. Разве осмелился бы я бесчинствовать здесь?
— Ты пришел учиться бессмертию? — со смехом переспросил отрок.
— Да,— подтвердил Царь обезьян.
— Как раз сейчас после отдыха мой учитель взошел на^ка-федру читать проповедь, но, еще не начав ее, он велел мне выйти.
[37]
«Там за дверью стоит человек, который хочет заняться самоусовершенствованием, выйди навстречу ему»,—сказал он. Это он наверное о тебе и говорил.
— Ну, конечно, обо мне,— смеясь сказал Царь обезьян.
— Тогда ступай за мной! — приказал отрок.
Царь обезьян оправил на себе одежду и вошел вслед за отроком в пещеру. И вот чем дальше они углублялись в пещеру, тем больше открывались перед ними огромные покои. Они проходили по величественным жемчужным залам и великолепным перламутровым палатам. В отдаленных покоях стояла какая-то необыкновенная тишина. Наконец они приблизились к возвышению из зеленой яшмы, на котором восседал сам патриарх Суботи. Кафедру окружало человек тридцать бессмертных учеников. Поистине:
На западе наставник он святой,
Великий непорочной чистотой;
И времени не подчинялся он;
Бессмертный, он в себе являл закон,
И был он в созерцанье каждый миг,—
Таким путем он святости достиг
И стал подобен вечным небесам;
Людское горе он изведал сам,
Но чистоту хранил и чувств и дел:
Все трудности свои преодолел,
И, умудренный святостью своей,
Наставником он сделался людей.
При виде патриарха Царь обезьян тотчас же распростерся перед ним и, без конца отбивая земные поклоны, бормотал:
— О, учитель! Я, твой ученик, пришел сюда с искренним намерением приветствовать тебя! Прими мое нижайшее уважение.
— Из какой страны явился ты? — спросил патриарх.— Ты вначале скажи, откуда ты родом, назови свою фамилию, а потом уж совершай поклоны.
— Я из Пещеры водного занавеса, что находится на Горе цветов и плодов, в стране Аолайго, на земле Пурвавидеха,— отвечал на это Царь обезьян.
— Выгоните его вон! — вскричал тут патриарх.— Он, оказывается, лжец и обманщик! Как же может он говорить о самоусовершенствовании!
Царь обезьян, оторопев, изо всех сил продолжал отбивать поклоны.
— Я говорю сущую правду,— уверял он.
— В таком случае,— продолжал патриарх,— как можешь ты говорить, что прибыл сюда из Пурвавидеха? Ведь Пурвавидеха от здешних мест отделяют два океана и Южный материк. Как же мог ты добраться сюда?
— Я переплыл океаны, более десяти лет странствовал по суше и наконец добрался сюда,— отвечал с поклоном Царь обезьян.
[38]
— Вот как! Ну, раз ты пришел сюда не сразу, то это еще понятно,— промолвил патриарх.— А как твоя фамилия?
— Я никогда не проявляю своего характера1,— отвечал Царь обезьян.— Когда меня бранят, я не обращаю внимания, и если даже бьют, то и тогда не сержусь. Наоборот, я становлюсь куда почтительнее — вот и все. За всю свою жизнь я ни разу не проявил характера.
— Да нет же, под словом «син» я подразумеваю не характер, а фамилию в вашем роду,— объяснил патриарх.
— У меня не было родителей,— сообщил Царь обезьян.
— Как же это у тебя не было ни отца, ни матери,— удивился патриарх,— ты что же на дереве вырос, что ли?
— Да нет, не на дереве,— отвечал Царь обезьян,— меня породил камень. Я знаю, что на Горе цветов и плодов стоит священная скала. Когда пришло время, она раскололась, и вот тогда я и появился на свет.
— Ну, в таком случае ты действительно являешься порождением неба и земли,— сказал патриарх.— Встань и пройдись, я посмотрю на тебя.
Царь обезьян вскочил на ноги и вразвалку прошелся несколько раз.
— Скроен-то ты как-то нескладно — засмеялся патриарх,— и по виду напоминаешь обезьяну Ху-сунь, питающуюся кедровыми орехами. Если дать тебе фамилию в соответствии с твоим видом, то ты будешь называться Ху. Этот иероглиф состоит из трех частей: первая обозначает животное. Ее можно бы и откинуть. Но остальные две части имеют значение «древний» и «луна». Древний — это значит старый, луна — относится к темному началу в природе. А, как известно, ни старое, ни темное не поддаются перевоспитанию. Поэтому, пожалуй, лучше дать тебе фамилию Сунь, которая также состоит из трех частей. Если отбросить первую часть, обозначающую животное, то остальные две значат — «ребенок» и «отпрыск» и вполне соответствуют смыслу этих слов. Поэтому я даю тебе фамилию Сунь.
Выслушав это, Царь обезьян был безгранично счастлив и, отвешивая поклоны с благодарностью, воскликнул:
— Вот и прекрасно и чудесно! Только сейчас наконец я получил фамилию! Никогда не забуду, учитель, оказанную мне великую милость! Ну, а теперь, раз у меня уже есть фамилия, то я почтительнейше прошу дать мне еще и имя,
— В нашей школе есть двенадцать категорий иероглифов, которые мы берем для имен. Ты принадлежишь к десятой.
— А что это за иероглифы? — поинтересовался Царь обезьян.
— Это — гуан, да, чжи, хузй, чжэнь, жу, син, хай, ин, у, юань, цзюэ, что значит: широта, величие, мудрость, даровитость,
1 Игра слов. Слова «фамилия» и «характер» по-китайски произносятся одинаково — «син».
[39]
истина, уподобление, натура, океан, разум, понимание, совершенство и просвещенность. Ты по своему положению принадлежишь к десятой ступени, поэтому тебе следует дать имя У, что значит понимание. Мы дадим тебе еще буддийское имя, и будешь ты называться У-кун, что значит Познавший небытие. Таким образом, твое полное имя будет Сунь У-кун. Ну что, согласен?
— Чудесно! Замечательно! — радостно воскликнул Царь обезьян.— Отныне все будут называть меня Сунь У-кун.
Поистине можно сказать:
Тогда, когда лишь хаос был кругом
И родового не было деленья,
Когда же в пустоте небытия
Великое свершилось разрушенье,
То истина осознана была,
И мысль тогда в сознание вошла.
Если вы хотите узнать, каковы были успехи Царя обезьян в самоусовершенствовании, то прочтите следующую главу, которая вам об этом расскажет.
[40]
ГЛАВА ВТОРАЯ,
повествующая о том, как Сунь У-кун проникает в тайны учения Субо-
ти, побеждает Демона — нарушителя спокойствия и возвращается
к своему родному очагу
Вы знаете уже о том, как Царь обезьян получил фамилию и имя. Это привело его в такой восторг, что от избытка радости он прыгал перед патриархом и, в знак благодарности, почтительно кланялся ему. Патриарх велел своим ученикам отвести Сунь У-куна в помещение во втором дворе, научить его опрыскивать водой и подметать пол, объяснить, как нужно обращаться с людьми и как вести себя. Получив приказание, ученики покинули зал. Тут Сунь У-кун поклонился всем своим товарищам и затем устроил себе на террасе место для спанья.
На следующее утро Сунь У-кун вместе со всеми стал обучаться разговору, манерам поведения, читал священные книги, учился писать, а также возжигать фимиам. Так проходили день за днем. В свободное время Сунь У-кун подметал полы, полол сад, ухаживал за цветами и деревьями, ходил за хворостом и топил печи, носил воду. В общем, вел все хозяйство. Так незаметно он прожил в пещере несколько лет. Однажды патриарх, поднявшись на кафедру и заняв свое место, выступил перед собравшимися учениками и начал излагать учение о великой Истине. О том, как он излагал это учение, действительно можно сказать:
Поистине он был красноречив,
Ученики речам его внимали.
Он высоту ученья разъяснял,
Не пропуская ни одной детали.
Бычачьим он размахивал хвостом,
Казалось, нить жемчужная блистала,—
Порядок объясненья был таков:
Он положенье предлагал сначала,
[41]
А позже доказательства к нему…
Один исток у главных трех учений*,
Одно живое слово мудреца
Давало ясность ходу рассуждений.
Однажды во время проповеди Сунь У-кун пришел в такой восторг, что в волнении стал пощипывать себя за уши и потирать щеки. От возбуждения глаза его были широко открыты, он ни минуты не мог оставаться спокойным и все время двигал руками и ногами. Наконец патриарх обратил на него внимание.
— Сунь У-кун, ты ведь на занятиях! — заметил он ему.— Почему же, вместо того чтобы слушать мои разъяснения, ты пляшешь и прыгаешь?
— Я с большим вниманием слушаю вас, учитель,— отвечал Сунь У-кун.— Но вы рассказываете так чудесно, что я не могу удержаться от восторга. Потому и кажется, что я прыгаю. Умоляю вас простить меня!
— Ну, раз ты уяснил глубокий смысл моего учения, то ответь мне на такой вопрос: сколько времени прожил ты в этой пещере?
— А вот этого я как раз и не знаю,— даже смутился Сунь У-кун.— Помню только, что, когда в очаге погасал огонь, меня посылали собирать хворост. Там, за горой, я видел прекрасные персиковые деревья, они покрывали всю гору. Раз семь наедался я персиками до отвала.
— Гора, на которой ты был, называется Горой спелых персиков,— пояснил патриарх,— и если ты ел плоды семь раз, то я думаю, что прожил ты здесь семь лет. Чему же ты хотел бы научиться у меня?
— Я целиком полагаюсь на вас, учитель,— отвечал на это Сунь У-кун,— и готов заниматься всем, что относится к великому учению.
— Для постижения великого Дао существует триста шестьдесят всевозможных учений,— промолвил патриарх.— И все они обеспечивают путь к совершенству. Какое же из этих учеши’! хотел бы ты познать?
— И в этом я тоже полностью полагаюсь на вас, учитель,— повторил Сунь У-кун.— Я готов выполнить все ваши указания.
— Ну, хорошо. А что, если я предложу тебе изучать волшебство?
— В чем же заключается этот способ? — поинтересовался Сунь У-кун.
— Изучив его, ты сможешь при помощи оракула общаться с небожителями, гадать на стеблях тысячелистника, ты узнаешь, как обрести счастье и избежать несчастья.
— А можно ли этим способом добиться бессмертия? — спросил Сунь У-кун.
— Нет! Нельзя,— последовал ответ.
— Ну, в таком случае я не стану изучать его,— сказал Сунь У-кун.
[42]
— Может быть, ты хочешь постичь учение о перевоплощениях? — предложил тогда патриарх.
— А в чем оно заключается?
— Сюда входят разные школы: конфуцианцы, буддисты, даосы, гадатели, альтруисты, школа Мо-цзы*, врачеватели. Одни из них занимаются конфуцианскими канонами, другие постигают учение Будды, некоторые проводят дни в молениях, общаются с праведниками или вызывают духов. И все в таком роде.
— Ну, а таким путем можно добиться бессмертия? — спросил Сунь У-кун.
— Если ты хочешь добиться бессмертия, то этот путь будет для тебя чем-то вроде подпорки к стене.
— Учитель,— проговорил Сунь У-кун.— Я человек простой и вашего городского языка не понимаю. Что значит подпорки к стене?
— Когда люди начинают строить дом и хотят сделать его прочным и крепким, то между стенами они ставят подпорки. Но проходит время, и здание рушится, это значит, что подпорки сгнили.
— Судя по вашим словам и этот способ не годится для вечной жизни. Нет, в таком случае я не хочу заниматься этим,— заявил Сунь У-кун.
— Ну что ж, тогда, может быть, ты будешь изучать созерцание? — спросил патриарх.
— А что это такое? — спросил Сунь У-кун.
— Тут необходима умеренность в пище, полная бездеятельность, созерцание, самоуглубление и покой, а также воздержание в речах и соблюдение поста. Приверженцы этого учения совершали подвиг, пребывая в распростертом положении или же стоя. Некоторые сидя замирали и углублялись в самосозерцание, другие заточали себя в крохотные кельи, отказывались от всего мирского.
— А разве подобным путем можно достичь вечной жизни? — спросил Сунь У-кун.
— Учение это все равно, что сырой кирпич до обжига в гончарной печи,— отвечал патриарх.
— Учитель, это просто невозможно,— рассмеялся Сунь У-кун.— Ведь я только что сказал, что не понимаю ваших загадок, а вы опять говорите о какой-то сырой глине и гончарной печи.
— Кирпич и черепица, сделанные из глины, имеют определенную форму, однако, если их не обжечь в печи, они при первом же ливне превратятся в грязь.
— Раз этот путь тоже не сулит долголетия, то я и учиться ему не желаю.
— Ну, а если я предложу тебе обучаться действию, что ты на это скажешь? — снова спросил патриарх.
[43]
— А это что за способ?
— Этот способ заключается в деятельности и энергии,— отвечал патриарх.— Ты будешь упражняться в заимствовании жизненной силы от темного начала и пополнять им светлое начало, натягивать лук и ударять по катапульте, растирать живот, чтобы сделать правильным дыхание, изготовлять лекарства и снадобья, сжигать пырей, бить в треножник, изготовлять лекарство из мочи мужчины, принимать в виде лекарства месячные женщин, питаться грудным молоком и многое другое.
— Ну, а этим путем можно достичь долголетия? — спросил Сунь У-кун, выслушав патриарха.
— Надеяться на это все равно, что пытаться выловить луну из воды,— отвечал патриарх.
— Ну вот, вы опять за свое! — воскликнул Сунь У-кун.— Что значит выловить луну из воды?
— Луна находится на небе, и хоть отражение ее мы видим в воде, но все попытки выловить ее оттуда оказались бы напрасными.
— Ну, тогда учить мне все это совершенно не нужно! — заявил Сунь У-кун.
Услышав подобные слова, патриарх даже крякнул от изумления, спустился с возвышения и, тыча в Сунь У-куна линейкой, воскликнул:
— Ах ты жалкая обезьяна! И этого ты не хочешь, и того не желаешь, так чего же тебе надо?
С этими словами он подошел к Сунь У-куну и стукнул его три раза по голове.
После этого он покинул своих слушателей и, заложив руки за спину, удалился во внутренние покои, закрыв за собой дверь. Испуганные ученики набросились на Сунь У-куна:
— Ты совсем не умеешь вести себя, мерзкая обезьяна! — кричали они.— Вместо того чтобы изучать законы истинного пути, которые предлагал тебе учитель, ты стал препираться с ним. Ты оскорбил его, и теперь неизвестно, когда он снова выйдет к нам.
Возмущенные поступком Сунь У-куна, ученики старались всячески выказать ему свое негодование. Однако Сунь У-кун ничуть не опечалился, а наоборот, широко улыбался, не вступал ни с кем в спор и молча сносил нападки. А дело заключалось в том, что Царь обезьян понимал условный язык. Он знал, что три удара, которыми наградил его учитель, это третья стража*, в которую он — Сунь У-кун — должен явиться на свидание к учителю. Заложенные-за-спину руки патриарха звали Сунь У-куна во внутренние покои, а закрыв двери, учитель дал понять Сунь У-куну, что он должен прийти с черного хода и выслушать его учение.
Остаток дня Сунь У-кун провел у пещеры, играя и забавляясь с остальными учениками и с нетерпением ожидая наступ-
[44]
ления ночи. И вот, как только стемнело, он вместе с другими отправился спать. В постели Сунь У-кун притворился спящим, стараясь дышать ровно и спокойно. А надо вам сказать, что в горах ночную стражу не отбивают и там нет никаких приборов для измерения времени, поэтому определить время там трудно. И Сунь У-куну приходилось отсчитывать каждый свой вдох и выдох и так узнавать время. Когда, по его подсчетам, приближалась третья стража, он потихоньку поднялся, натянул на себя одежду и, крадучись, оставил своих товарищей. Выйдя за двери, Сунь У-кун поднял голову, и что же он увидел!
Луна светила яркая,
Роса была чиста,
И блеском звездных полюсов
Сняла высота.
Дремали птицы сонные
Под мерный плеск реки,
И светляков мерцающих
Мелькали огоньки.
Летели гуси дикие,
И час уже настал,
Когда пред третьей стражею
Наставник ожидал.
Вы только посмотрите: по знакомой дороге наш Сунь У-кун прошел к черному ходу и здесь увидел, что дверь полуоткрыта.
«Сомнений нет,— с радостью подумал Сунь У-кун,— учитель желает дать мне наставления и поэтому оставил дверь полуоткрытой». Он согнулся, вошел внутрь и направился прямо к постели патриарха. Учитель, поджав ноги, спал, повернувшись лицом к стене. Сунь У-кун не решился будить его и опустился перед постелью на колени. Вскоре патриарх проснулся и, вытянув ноги, пробормотал:
Это трудно! Это очень трудно —
Все глубины истины понять!
Разве философский камень* можно
К придорожным камням приравнять!
Если я достойного не встречу, Чтобы в тайны жизни тот проник, Значит, проповедь была бесплодной, Я — напрасно иссушал язык.
Заметив, что патриарх проснулся, Сунь У-кун промолвил:
— Учитель, я давно уже здесь ожидаю, преклонив колена!
Услыхав знакомый голос, патриарх накинул на себя одежду и, сев на постели, закричал:
— Ах ты жалкая обезьяна! Почему ты покинул помещение и не спишь? Зачем пришел в мои покои?
[45]
— Я осмелился появиться перед вашим ложем лишь потому, что вчера во время беседы вы при всех велели мне прийти к вам в третью стражу через черный ход, чтобы выслушать ваши наставления,— отвечал на это Сунь У-кун.
Патриарха удовлетворил подобный ответ, и он подумал: «Этот парень действительно создан небом и землей! Иначе он не мог бы понять мои условные знаки».
— Здесь нет посторонних,— продолжал Сунь У-кун,— я здесь один, умоляю вас, учитель, проявите великое милосердие и передайте мне учение о вечной жизни. Подобную милость я никогда не забуду!
— Ну, раз у тебя такая судьба,— сказал патриарх,— и ты понял мой условный язык, я охотно научу тебя. Подойди ближе и внимательно слушай, я открою тебе тайну вечной жизни.
В благодарность Сунь У-кун отвесил земной поклон, снова опустился перед постелью на колени и, прочистив уши, приготовился внимательно выслушать все наставления патриарха. И учитель сказал:
— Способ этот наиболее совершенный, всеобъемлющий и таинственный из всех существующих. Нет иного учения, которое помогло бы постичь тайну Вечной жизни. Способ этот сводится к совершенствованию духа и соблюдению полной тайны. То, что я передам тебе,— ты спрячь глубоко в своей душе, бережно храни это и способствуй его процветанию. Учение, в которое я посвящу тебя, откроет перед тобой широкий путь. Крепко запомни сказанное мной, и это принесет тебе большую пользу. Все твои мысли должны быть устремлены только к одной цели, и все остальное ты должен забыть. Только тогда ты будешь способен наслаждаться небесным светом и любоваться блеском луны. На луне спрятан яшмовый заяц*, на солнце—золотой ворон*. Змея и черепаха сочетаются с ними* и от этого сочетания жизнь твоя станет настолько крепкой, что ты будешь в состоянии разводить в огне золотой лотос. Природа пяти элементов будет полностью подвластна тебе, и за свои заслуги ты станешь равным Будде и небожителям.
Познав все тайны, Сунь У-кун возликовал душой. Он крепко запомнил все, что поведал ему патриарх, и, почтительно поблагодарив его за оказанную высокую милость, вышел через черный ход и огляделся. На востоке медленно пробивалась бледная полоса света, на западе небо стало золотым. Вернувшись к себе прежней дорогой, Сунь У-кун легонько толкнул дверь и, подойдя к своей постели, нарочно стал с шумом убирать ее.
— Уже рассвело! Вставайте! — крикнул он.
Все ученики еще крепко спали и, конечно, ничего не знали о том великом, что произошло в эту ночь с Сунь У-куном. Весь последующий день Сунь У-кун был словно в тумане. Он все время сдерживал себя, стараясь спокойно сидеть и отсчитывать свое дыхание.
[46]
Время летело, и незаметно прошло еще три года. Однажды патриарх взошел на свою кафедру и обратился с проповедью к ученикам. Предметом беседы были принципы жизни, излагавшиеся в виде притчей, и внешние проявления и формы этих принципов. Неожиданно патриарх прервал беседу вопросом:
— А где Сунь У-кун?
— Я здесь, учитель,— выступив вперед и опустившись на колени, отвечал Сунь У-кун.
— Многому ли ты научился за это время? — спросил его патриарх.
— За последнее время я в известной мере постиг сущность законов Будды и чувствую, что силы мои постепенно крепнут,— почтительно молвил Сунь У-кун.
— Ну, раз ты уже постиг основы учения Будды, смог освоить его основные начала и всем своим существом проникся этим учением, то тебе остается лишь подготовиться к тому, чтобы уберечь себя от трех стихийных бедствий.
Выслушав учителя Сунь У-кун долго думал и наконец сказал:
— По-моему вы, учитель, ошибаетесь. Я давно уже слышал, что тот, кто постиг великое учение, становится бессмертным. У того стихии огня и воды находятся в полной гармонии, и он избавлен от всяких болезней. О каких же трех бедствиях вы говорите?
— Это совсем особый закон,— пояснил патриарх,— ему подвластны творения неба и земли, которые он может разрушать. Это волшебная сила, способная поглотить даже солнце и луну. После того как ты овладеешь философским камнем, с тобой не смогут справиться ни черти, ни бессмертные, —ты будешь вечно юным. И все же через пятьсот лет небо ниспошлет на землю гром, который поразит тебя. Чтобы избежать беды, ты должен обладать прозорливостью, и. если тебе удастся спастись, ты будешь вечен как небо, иначе жизнь твоя оборвется. Пройдет еще пятьсот лет, и небо пошлет на тебя огонь, который испепелит тебя. Огонь этот не небесный огонь, а особенный, называется он «скрытый огонь». Он возникнет в тебе самом и дойдет до мозга. Он сожжет все твои внутренности и уничтожит весь твой организм. И тогда все те лишения и трудности, которые ты претерпел на пути к своему усовершенствованию, окажутся призрачными. Но пройдет еще пятьсот лет, и с неба придет новое бедствие — ветер, который уничтожит тебя. Он не будет похож на ветры, дующие с востока, юга, запада и севера, или те ветры, которые колышут цветы, ивы, сосны и бамбук. Это будет страшный смерч, который появится в тебе самом, проникнет в твои внутренности, пройдет через грудобрюшную преграду и вырвется через девять отверстий. Он рассеет твои кости и мускулы, и все тело твое распылится. Вот от каких бедствий ты должен спастись.
От слов патриарха волосы у Сунь У-куна стали дыбом. Распростершись ниц перед учителем, он стал умолять его:
[47]
— Учитель, сжальтесь надо мной, научите, как избавиться от этих трех бедствий. Подобной милости я никогда не забуду.
— Да в этом не было бы ничего трудного, если бы ты не отличался от обыкновенных людей. А так ничего сделать для тебя не могу,— сказал патриарх.
— Да ведь у меня такая же круглая голова, которая поднята кверху, такие же ноги, которыми я хожу по земле. У меня девять отверстий и четыре конечности и такие же внутренности, как у человека. Чем же я отличаюсь от людей?
— Хотя ты и похож на человека, однако щеки у тебя меньше,— возразил патриарх.
А у обезьяны действительно были впалые щекк и заостренная мордочка. Сунь У-кун пощупал их рукой и рассмеялся.
— Да ведь это же пустяки! Хотя щеки мои малы, но зато у меня есть подсумок, которого нет у людей, и это должно быть зачтено мне как достоинство.
— Ну ладно,— сказал патриарх.— Избежать этих бедствий можно двумя способами: способом созвездия ковша Большой Медведицы, который включает в себя тридцать шесть превращений, и способом звезды Земного исхода, который состоит из семидесяти двух превращений. Какой же из них ты хотел бы изучить?
— Я желал бы изучить более сложный,— отвечал Сунь У-кун,— способ звезды Земного исхода.
— Ну, тогда подойди ко мне, и я скажу тебе магическое заклинание.
С этими словами патриарх наклонился и стал шептать на ухо Сунь У-куну. Царь обезьян был очень способным; он запомнил заклинание, стал упражняться в применении семидесяти двух способов превращений и вскоре полностью овладел ими.
Однажды, отдыхая со своими учениками перед пещерой и любуясь вечерним пейзажем, патриарх вдруг спросил:
— Сунь У-кун, как твои успехи?
— Я глубоко признателен вам за вашу великую милость,-— отвечал Сунь У-кун.— Все ваши наставления я хорошо усвоил и теперь могу уже летать на облаках.
— Ну-ка, поднимись в воздух, я посмотрю, — предложил патриарх.
Сунь У-кун употребил все свое уменье и, напрягшись, сделал прыжок, оторвавшись от земли на несколько чжан. Оседлав облако, он поездил на нем ровно столько времени, сколько необходимо для одного приема пищи, и, проделав около трех ли1, опустился перед патриархом на землю. Сложив на груди руки, Сунь У-кун с поклоном обратился к учителю:
— Это и называется парить в облаках.
— Ну, я бы этого не сказал,— со смехом отвечал патриарх.— Это скорее можно назвать ползаньем в облаках. Ведь еще в древ-
1 Ли — мера длины, равная 876 метрам.
[48]
ности говорили: «Бессмертные утром отправляются к Северному морю, а вечером они уже в Цан-у». А ты так долго пробыл в воздухе и не проделал даже трех ли. Да это и ползаньем, пожалуй, не назовешь!
— А что это значит: «Бессмертные утром отправляются к Северному морю, а вечером они уже в Цан-у»? — спросил Сунь У-кун.
— Тот, кто парит в облаках,— объяснил патриарх,— утром отправляется от Северного моря, пролетает над Восточным, Западным и Южным морями, поворачивает обратно и прибывает в Цан-у. А Цан-у — это горный пик в Северном море. Совершить в течение одного дня круговой полет по четырем морям, вот что называется парить в облаках.
— Это очень, очень трудно! — заметил Сунь У-кун.
— В мире нет ничего трудного,— возразил патриарх, — было бы твердое желание.
Тут Сунь У-кун почтительно склонился перед патриархом.
— Учитель,— сказал он,— говорят: «Если быть человеком, так надо уж быть им до конца». Прошу вас оказать еще одну великую милость и научить меня парить в облаках. Я никогда не забуду ваших великих благодеяний.
— Когда бессмертные собираются в облака, они прежде всего ударяют ногой о землю. Ты же делаешь не так. Я наблюдал, как ты перекувырнулся в воздухе и затем подпрыгнул. Я научу тебя делать настоящий прыжок в облака.
Сунь У-кун снова почтительно склонился перед учителем, и патриарх сообщил ему волшебное заклинание.
— Смотри на это облако, правильно произнеси заклинание, сделай движение руками, крепко сожми кулаки и затем сильным рывком оторвись от земли. Выполнив все это, ты сразу очутишься за сто восемь тысяч ли отсюда.
Ученики, услышав об этом, захихикали.
— Посчастливилось Сунь У-куну! — говорили они.— Если ему удастся изучить этот способ, он может служить гонцом, быстро доставлять почту, донесения и везде заработает себе на хлеб.
Так как время было уже позднее, учитель и ученики разошлись по своим помещениям. Сунь У-кун всю ночь усиленно изучал способ, который рассказал ему учитель, и постиг прыжок в облака. Последующие дни никто его не беспокоил, и он наслаждался сознанием того, что может изучить способы достижения бессмертия.
Однажды, в конце весны, когда уже начиналось лето, ученики долго занимались, сидя под соснами. Наконец один из них сказал:
— Сунь У-кун, в каком же это перевоплощении тебе была предназначена такая судьба? Ты уже знаешь, как избежать трех бедствий, ведь тебя недавно обучил этому наставник?
[49]
— Не стану скрывать от вас,— отвечал Сунь У-кун,— благодаря наставлениям учителя, а также моему усердию в течение многих дней и ночей, мне удалось уже овладеть всеми способами превращений.
— Сейчас как раз подходящий случай,— сказал один из учеников,— показать нам хоть что-нибудь из того, чему ты научился.
Тут Сунь У-кун и сам загорелся желанием показать свое искусство и, обращаясь к товарищам, спросил:
— Во что бы вы хотели, чтобы я превратился?
— Да вот хотя бы в сосну,— ответили ему.
Сунь У-кун сделал магическое движение руками, произнес заклинание, встряхнулся и превратился в сосну.
Поистине прекрасная сосна!
Туманами всегда окружена,
Она стоит к свежей и зеленой,
Упершись в тучи горделивой кроной,
И признаков нет обезьяньих в ней!
Она укрыта пологом ветвей,
В ней столько закаленности природной.
Что ей не страшен снег зимы холодной.
Превращение Сунь У-куна вызвало у товарищей восторг. Они хохотали и, громко аплодируя, восклицали:
— Прекрасно, обезьяна! Замечательно!
Своим шумом они потревожили патриарха, который с посохом в руках вышел к ним.
— Кто это поднял здесь такой шум? — спросил он. Услышав его голос, ученики тотчас же притихли и, оправляя на себе одежду, выстроились перед учителем. Сунь У-кун поспешил принять обычный вид и, смешавшись с остальными, заговорил:
— Разрешите сказать, уважаемый учитель! Мы занимались своим делом, посторонних здесь не было, так что никто не мог шуметь.
— Люди, занятые своим усовершенствованием, не станут так кричать,— сердито сказал учитель.— Когда человек, занимающийся самоусовершенствованием, открывает рот, то с дыханием у него исчезает одухотворенность, когда он действует языком, то он либо скажет правду, либо соврет. Как же вы смеете здесь смеяться?
— Мы не осмелимся скрыть от вас правду, учитель,— сказали тогда ученики.— Мы только что попросили Сунь У-куна для забавы показать нам свое искусство превращения и уговорили его превратиться в сосну. Он выполнил просьбу, и это привело
[50]
всех в такой восторг, что мы стали громко выражать свое одобрение и аплодировали ему. Вот какой шум обеспокоил вас. Простите нас за это, учитель.
— Уходите отсюда все,— приказал патриарх.— А ты, Сунь У-кун, подойди поближе! Хотелось бы мне знать, на что ты растрачиваешь свои духовные силы, превращаясь в какую-то сосну? Ты, видно, проделываешь это, чтобы позабавить других? Но представь себе, что ты увидел бы, как кто-нибудь совершает то, чего ты не умеешь, разве не стал бы ты допытываться, как он это делает? Так вот, когда ты будешь показывать другим свое искусство, то, несомненно, найдутся такие, которые захотят выведать твою тайну. И если у тебя не хватит решимости отказать, тебе придется выдать им свой секрет. А если ты не захочешь отвечать, то неизбежно навлечешь на себя беду. Вот видишь, ты сам подвергаешь свою жизнь опасности.
— Я виноват, простите меня, учитель! — взмолился Сунь У-кун, земно кланяясь.
— Я не стану наказывать тебя, но ты должен уйти отсюда,— сказал патриарх.
Выслушав это, Сунь У-кун со слезами на глазах: спросил:
— Куда же вы хотите послать меня, учитель?
— Мне кажется, ты должен вернуться туда, откуда пришел,— сказал патриарх.
— Вы хотите, чтобы я отправился в Пещеру водного занавеса, на Горе цветов и плодов, в стране Аолайго? — быстро проговорил Сунь У-кун, поняв мысль патриарха.
— Да! — подтвердил патриарх.— И если ты хочешь сохранить свою жизнь, ты должен сделать это сейчас же. Оставаться здесь тебе больше нельзя!
— Разрешите сказать вам, учитель,— виновато проговорил Сунь У-кун.— Двадцать лет я не был дома и мне, конечно, хотелось бы повидать своих подданных. Но как могу я уйти отсюда, зная, что еще не отблагодарил вас за все оказанные мне милости.
— Какие там еще милости? — сказал патриарх.— Мне хотелось бы лишь одного: чтобы ты не натворил какой-нибудь беды и меня в нее не впутал!
Видя, что делать нечего, Сунь У-кун поклонился патриарху и распростился со своими товарищами.
— Я уверен в том,— сказал, прощаясь, патриарх,— что в этих твоих странствованиях тебя ждет немало злоключений. Однако какую-бы беду ты ни натворил, я запрещаю тебе даже упоминать, что ты был моим учеником. И если только я узнаю, что ты хоть намекнул на это, я сдеру с тебя, обезьяна, шкуру и разрежу тебя на куски, а душу твою спущу в преисподнюю, где она и останется на веки-вечные, без всякой надежды на перевоплощение!
[51]
— Можете не сомневаться, учитель, я не обмолвлюсь о вас ни словом,— поспешил заверить патриарха Сунь У-кун.— Я буду говорить, что до всего дошел сам.
Еще раз поблагодарив учителя, Сунь У-кун повернулся, сделал движение руками, произнес заклинание и, выпрямившись, прыгнул в воздух на облако. Он направился прямо к Восточному морю и через каких-нибудь два часа уже увидел Пещеру водного занавеса на Горе цветов и плодов. Прекрасный царь обезьян был очень рад.
Он опустился на облаке прямо к Горе цветов и плодов и, отправившись по знакомой дороге, вдруг услышал курлыканье журавлей и крики обезьян. Они кричали так жалобно, что становилось даже больно.
— Дети мои!—позвал Сунь У-кун. — Я вернулся домой,
В тот же миг из всех расщелин скалы, из травы и кустарников повыскакивали тысячи обезьян, больших и малых. Они окружили Прекрасного царя обезьян и, земно кланяясь ему, восклицали:
— Великий царь! Вы совсем забыли о нас! Как же могли вы бросить нас на произвол судьбы на такое долгое время. Мы ждали вас с таким нетерпением, как голодающий ждет еду и питье. Сейчас нам житья не стало от злого духа. Он хочет отобрать у нас Пещеру водного занавеса, но мы боремся с ним не на жизнь, а на смерть. За это время этот негодяй отобрал у нас все имущество, отнял детей и довел до того, что мы все время должны сторожить наше жилище, не смыкая глаз ни днем, ни ночью. Как хорошо, что вы наконец вернулись. А не будь вас еще год-два, мы все и наша пещера оказались бы в чужих руках!
Выслушав обезьян, Сунь У-кун пришел в ярость:
— Что за злой дух осмелился безобразничать здесь? — заорал он.— Расскажите-ка мне обо всем подробно, и я постараюсь отомстить ему за вас!
— Разрешите сообщить вам, великий царь, что прозвали его Демон — нарушитель спокойствия,— с поклоном отвечали обезьяны,— и живет он к северу отсюда.
— А далеко это? — осведомился Сунь У-кун.
— Он появляется здесь словно облако и исчезает подобно туману, ветру или дождю, грому или молнии,— отвечали обезьяны.— Поэтому мы даже не знаем, далеко ли это отсюда.
— Ну, теперь-то вам бояться нечего,— успокоил их Сунь У-кун.— Вы тут мирно забавляйтесь, а я отправлюсь искать его.
Прекрасный царь обезьян! Он весь напрягся, подпрыгнул и, сделав прыжок, очутился на севере. Взглянув вниз, он увидел высокую гору, грозную и суровую на вид. Это была поистине замечательная гора:
Гора вздымалась кистью
В вышину.
Ущелья уходили
В глубину.
[52]
Подобно кисти,
Горный пик вздымался;
Казалось, ад
В ущельях раскрывался.
Крутые склоны
Грозных этих скал
Ковер цветов
Чудесных покрывал.
Породы незнакомой,
Неизвестной —
Росли деревья
На горе отвесной.
Соперничая в зелени,
Вокруг
Вставали рядом
Сосны и бамбук.
Гуляли слева
Мирные драконы,
Приютом игр
Лесные были склоны.
Ручные тигры
Справа жили тут,
И вол железный*
Начинал свой труд.
Распахивал прилежно
Землю эту,
Где золотые выросли
Монеты.
Здесь голос птиц
Невиданных звучал,
Пурпурный феникс,
Весь в лучах стоял.
И свет от камня
Лился фосфористый;
Родник в горах
Плескал струею чистой.
Бежали тропы
Вверх по кручам гор,
И был прекрасен
Дальний кругозор.
Пусть славных гор немало
Во вселенной,
Но эти пребывают
Неизменно.
Цветы, раскрывшись,
Скоро опадут,
Но мириады новых
Зацветут.
[53]
Из бездны
Восходя до облаков,
Встает гора —
Источник трех миров.
И пять стихий,
Питая светлой верой,
Видна в горе
Огромная пещера.
Залюбовавшись пейзажем, Сунь У-кун вдруг услышал голоса. Пройдя немного вниз по холму, он увидел пещеру, а перед ней — нескольких бесов, которые забавлялись и танцевали. Заметив Сунь У-куна, они бросились наутек.
— Постойте! — остановил их Сунь У-кун.— У меня есть к вам дело. Я — владетель Пещеры водного занавеса на Горе цветов и плодов. Ваш начальник, Демон — нарушитель спокойствия, кажется так его называют, много раз обижал моих подданных; вот сейчас я пришел, чтобы рассчитаться с ним!
Услышав это, бесы опрометью ринулись в пещеру.
— Великий царь! Беда пришла! — доложили они.
— Что еще за беда? — спросил Демон-повелитель.
— Возле пещеры стоит кто-то с головой обезьяны и заявляет, что он владетель Пещеры водного занавеса на Горе цветов и плодов. А поскольку вы много раз обижали его подданных, то сейчас он пришел расправиться с вами,— отвечали бесы.
— Я часто слышал от обезьян о том, что царь их отправился куда-то, чтобы заняться самоусовершенствованием,— со смехом сказал Демон.— Вот он вероятно вернулся. А как он одет и есть ли при нем оружие?
— Оружия при нем нет никакого,— отвечали бесы,— и голова ничем не покрыта, а одет он в красный халат, подпоясан желтым кушаком и на ногах у него черные туфли. Ни на монаха, ни на мирянина он не похож, да и даоса как будто не напоминает. Он пришел с голыми руками, стоит около пещеры и вызывает вас на бой.
— Ну-ка, дайте мне сюда мое оружие! — приказал Демон. Бесы тотчас же подали боевые доспехи. Демон надел шлем, взял в руки меч и, выйдя в сопровождении бесов из пещеры, громко крикнул:
— Ну, кто это тут владетель Пещеры водного занавеса? Сунь У-кун уставился на Демона и увидел:
Шлем на нем
Прекрасный, медный.
Пламенеющий
Победно;
[54]
Сверх брони
Железной, черной
Он халат
Носил узорный;
С плеч
Халат его спускался
И по ветру
Развевался.
Был ремень
Затянут туго,
Опоясывал
Кольчугу;
Сапоги
Из легкой кожи…
Облик грозный
И похожий
На вождя
И полководца…
Мощный стан его
Не гнется:
В десять он охватов
Станом.
Высотой
В четыре чжана;
Меч в руках его
Блестящий.
Страшен этот дух
Грозящий.
Выходящий
Для сраженья,—
Дух могучий
Разрушенья.
— Негодный, мерзкий Демон! — заорал Сунь У-кун.— Глазищи у тебя огромные, а не можешь даже меня распознать!
— Ты что, взбесился, что ли? — смеясь крикнул Демон.— В тебе нет и четырех чи роста и лет тебе не больше тридцати. Да к тому же ты без оружия, а кричишь о том, что пришел расправиться со мной!
[55]
— Ах ты, проклятый дух! — стал браниться Сунь У-кун.— Ты, видно, совсем ослеп. Я-хоть и мал, но могу сделаться таким большим, как пожелаю. Пусть нет у меня никакого оружия, но этими вот руками я могу обхватить луну на небе. Ну, держись, испробуй, каковы мои кулаки!
С этими словами Сунь У-кун распрямился, прыгнул вперед и замахнулся, стремясь ударить Демона по лицу, но тот протянул руку, отразил удар и крикнул:
— Ты по сравнению со мной — карлик и дерешься одними кулаками, а у меня меч. Да если я убью тебя, меня же и засмеют. Постой, я положу свой меч и покажу тебе, как надо драться на кулаках!
— Вот это правильно! — воскликнул Сунь У-кун.— Ну, герой, выходи-ка!
Демон приготовился и нанес удар. Сунь У-кун ринулся на него, и завязалась борьба. Они дрались кулаками и ногами, налетая друг на друга. И надо сказать, что длинный удар часто пропадал впустую, тогда как короткий был крепким и твердым. Сунь У-кун наносил Демону удары под ребра, в пах и так его дубасил, что тот вынужден был отступить. Схватив свой меч, демон нацелился в голову Сунь У-куну и размахнулся, однако Сунь У-кун увернулся, и удар не попал в цель. Увидев, что Демон рассвирепел, Сунь У-кун применил способ «бесконечного размножения». Он выдернул у себя клок шерсти, изжевал его в мелкие куски и, развеяв их по воздуху, крикнул:
— Изменитесь!
В тот же момент частички шерсти превратились в маленьких обезьян, которых оказалось не меньше трехсот. Они окружили Демона — нарушителя спокойствия и стали наступать на него.
Вы должны знать о том, что человек, ставший бессмертным, получает способность выделять частицу своей души и совершать всевозможные превращения. Так было и с Царем обезьян. После того как он постиг истину, каждый из восьмидесяти четырех тысяч волосков на его теле он мог по желанию превращать во что угодно. Вызванные им к жизни маленькие обезьяны оказались настолько проворны и изворотливы, что их нельзя было поразить ни мечом, ни пикой. Чего только они не проделывали! Они налетали на духа спереди, вцеплялись в него, тащили, колотили в грудь, дергали за ноги. Они награждали его пинками, вырывали у него волосы, ковыряли глаза, щипали за нос, налетали толпой и опрокидывали его. Между тем Сунь У-кун, воспользовавшись суматохой, протиснулся вперед и схватил меч Демона. Растолкав маленьких обезьян, он размахнулся и с такой силой хватил Демона по голове, что рассек его пополам. Затем впереди остальных обезьян он ринулся в пещеру, и там они быстро прикончили остальных демонов, больших и малых. После этого Сунь У-кун снова произнес заклинание, и вырванный им у себя самого клок шерсти вернулся на место. Однако осталось еще
[56]
штук пятьдесят обезьян. Это были те самые обезьяны, которых Демон похитил из Пещеры водного занавеса.
— Как это вы очутились здесь? — удивился Сунь У-кун. Обезьяны со слезами на глазах отвечали:
— Вы, великий царь, отправились в путь, чтобы постичь истину, и вот за последние два года, что вас не было с нами, мы подвергались нападениям этого Демона. В конце концов он выкрал нас, похитил все наши пожитки — тарелки, чашки и притащил .сюда.
— Ну, раз все это имущество наше, забирайте его с собой! — приказал Сунь У-кун.
После этого они подожгли пещеру, принадлежавшую Демону, и уничтожили ее дотла.
— Ну, а теперь за мной! Двинемся в обратный путь! — сказал Сунь У-кун, когда они собрались все вместе.
— Великий царь,— отвечали ему на это обезьяны.— По дороге сюда мы слышали лишь свист ветра, который домчал нас в эту пещеру, но дороги мы не знаем. Как же мы теперь вернемся домой?
— Демон доставил вас сюда при помощи волшебства,— пояснил Сунь У-кун.— Однако трудного в этом ничего нет. Теперь я сам овладел магией и умею делать то же, что и он. Вы только закройте глаза и ничего не бойтесь!
Прекрасный царь обезьян! Он произнес заклинание, и сразу же сильный вихрь поднял всех их в воздух. Вскоре облако, на котором они неслись, опустилось вниз.
— Ну, ребятки! Можете открыть глаза! — крикнул Сунь У-кун.
Осмотревшись, обезьяны увидели, что стоят на твердой земле возле своего жилища. В неистовом восторге помчались они по знакомой тропинке. Вместе с другими обезьянами они заполнили всю пещеру и, выстроившись в ряд соответственно возрасту и положению, приветствовали своего повелителя. В честь его приезда устроили большое пиршество. Обезьяны расспрашивали Сунь У-куна о том, как удалось ему расправиться с Демоном и освободить их сородичей. Царь рассказал обо всем, что произошло, не упустив ни малейшей подробности, и привел в восторг слушателей.
— Вот уж никак мы не думали, что, пройдя учение, вы овладеете столь замечательным волшебством! — восклицали они радостно.
— В тот год, когда мы расстались,— продолжал Сунь У-кун,— я доверился волнам, и меня прибило к берегу в стране Джам-будвипа. Я проезжал Восточное море и страну Сишохэчжоу. Там я изучил обычаи и нравы людей. Научился носить их одежду и обувь. Затем в течение восьми-девяти лет я скитался по свету, но никак не мог познать истину. Мне пришлось пересечь еще один, Западный, океан, и тогда я очутился в стране Синюхэчжоу.
[57]
Прошло много времени пока, наконец, мне посчастливилось найти одного старца. Он стал моим учителем и открыл мне тайну вечной жизни.
— Какое редкое счастье обрести бессмертие! — радостно восклицали обезьяны, поздравляя своего повелителя.
— Дорогие мои дети! — продолжал Сунь У-кун.— У меня есть еще одна приятная новость для вас. Все мы отныне будем носить фамилию!
— Как же вас зовут? — поинтересовались обезьяны.
— Фамилия моя Сунь, а имя У-кун,— отвечал он. Услышав это, обезьяны пришли в еще больший восторг и, хлопая в ладоши, зашумели:
— Великий царь, вы наш родоначальник, а мы все ваши потомки, дети. Теперь наш род и вся наша страна будут называться Сунь. —
И тут все они наперебой стали подносить своему властелину чаши с финиками и виноградным вином, волшебные цветы и фрукты. Каждая из обезьян переживала торжественный момент.
Их связывает всех единый род,
Одно желанье в их сердцах живет,
Чтоб в список жизни им попасть блаженной
И пользоваться жизнью совершенной.
Однако мы не знаем, чем кончится все это и как потечет жизнь обезьян в дальнейшем, поэтому давайте послушаем, о чем расскажет нам следующая глава.
[58]
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
из которой читатель узнает о том, как все горы и моря, покорились
Царю обезьян и почему были вычеркнуты имена из десяти списков
Преисподней*
Итак, уничтожив Демона—нарушителя спокойствия и захватив его огромный меч, Прекрасный царь обезьян с триумфом возвратился домой. С этих пор он стал ежедневно проделывать ‘ военные упражнения и научил своих подданных изготовлять из бамбука острые пики, делать деревянные мечи’и носить знамена. Показал им, как нужно нести дозорную службу, вести наступление и отступление, располагаться лагерем, строить заграждения и еще многому другому. Много времени проводили обезьяны в подобных забавах. Но однажды их царь сел и задумался:
— Наши забавы,— сказал он,— могут принять за военные приготовления. И тогда какой-нибудь правитель людей, птиц или животных подумает, что мы замышляем что-то недоброе и обвинит в том, что мы готовим войну. Как же мы будем защищаться? Ведь вы вооружены только одними бамбуковыми пиками да деревянными мечами! Надо иметь острые мечи, алебарды, трезубцы — настоящее оружие: только тогда мы будем жить спокойно. Но где достать все это?
Обезьяны встревожились.
— Наш повелитель совершенно прав,— говорили они,— но нам негде достать оружие.
Тут выступили вперед четыре старые обезьяны — две красно-задые и две с совершенно гладкой спиной.
— Великий царь,— молвили они.— Достать настоящее оружие не так уж трудно.
— Почему вы так думаете? — спросил Сунь У-кун.
— А вот почему,— отвечали обезьяны.— К востоку от нашей горы на двести ли расстилается водное пространство. Это — гра-
[59]
ница страны Аолайго. Там в одном из городов живет правитель, у которого войска и населения не перечесть. Вот где можно найти мастера и по металлу, и по золоту, и по серебру. Стоит вам только побывать в тех краях, и можете не сомневаться,— вы закажете или купите оружие. Тогда вы обучите нас поль-. зеваться им, и мы будем готовы защитить нашу гору и на долгие времена сохраним мир и спокойствие.
Мысль эта очень понравилась Сунь У-куну, и он сказал: — Вы пока оставайтесь здесь, забавляйтесь, как и прежде, и ждите меня, а я отправлюсь в путь.
И с этими словами Прекрасный царь обезьян подпрыгнул, уселся на облако и в одно мгновение очутился по ту сторону водного пространства. Там он действительно увидел большой обнесенный рвом город со множеством домов и улиц. Везде было полно народу, у всех был счастливый и радостный вид.
«Здесь, конечно, можно найти оружие,— решил Сунь У-кун.— Спущусь-ка я вниз да куплю немного. А может быть, лучше добыть его с помощью волшебства?»
Подумав так, он произнес заклинание и, глядя на землю, с силой выдохнул из себя воздух. Тотчас же поднялся невообразимый ветер, песок и камни закружились в воздухе и напугали людей.
Сходились облака из разных стран,
Мрак наступил, и черный пал туман.
Вздымались волны силы несравненной
Во всех концах взволнованной вселенной.
И эти волны испугать могли б
Креветок, крабов и проворных рыб.
В лесах деревья, падая, ломались,
И волчьи стаи в страхе разбегались.
Тигр присмирел и в горы убежал.
Чтоб прятаться под выступами скал.
И продавцов на улицах не стало,
И покупателей осталось мало:
Князья в покоях ищут тишины,
Военные, гражданские чины,
Давно уже вернулись в управленья;
Дворец многовековый впал в смятенье,
Шатаются высокие дома,
И трон свалила эта кутерьма.
Буря повергла в страх правителей страны Аолайго. В городе началась паника. Народ спешил закрыть двери и окна, и никто не решался выходить на улицу. Тогда Сунь У-кун спустился на
[60]
землю и направился прямо ко дворцу. Он отыскал арсеналы с оружием, взломал двери и увидел бесчисленное количество оружия. Чего там только не было — и мечи, и пики, и сабли, и алебарды, и боевые топоры, и секиры, косы, кнуты, грабли, вилы и дубинки, луки и арбалеты, копья и многое другое. Глядя на все это, Сунь У-кун пришел в восторг и воскликнул:
— Много ли смогу я один унести? Нет, чтобы переправить все, придется снова прибегнуть к волшебству.
Тут Прекрасный царь обезьян выдернул у себя пучок шерсти, разжевал ее на мелкие кусочки и, выплюнув, произнес заклинание.
— Превращайтесь! — крикнул он.
В тот же миг появились тысячи маленьких обезьян, которые наперебой стали хватать оружие. Кто посильнее, тащил по шесть-семь штук сразу, послабее — по две-три штуки. Арсенал быстро опустел. После этого все они взобрались на облако, и вызванный волшебством страшный ветер сейчас же доставил их на Гору цветов и плодов.
В это время обезьяны как раз забавлялись около своей пещеры. Вдруг они услышали вой ветра и в воздухе увидели бесчисленное множество существ, которые визжали и кричали. В страхе обезьяны разбежались и попрятались кто куда. Но вскоре Прекрасный царь обезьян спустился вниз, рассеял туман и, отряхнувшись, водворил на место выдранный клочок шерсти. Сложив на склоне холма все оружие в кучу, он крикнул:
— Ну-ка, ребята! Идите, разбирайте оружие! Выглянув из своих укрытий, обезьяны увидели, что, кроме Сунь У-куна, никого больше нет. Тогда они бросились к нему и, кланяясь, стали расспрашивать обо всем, что с ним произошло. Сунь У-кун рассказал подробно о том, как вызвал бурю и доставил сюда оружие. Поздравив своего повелителя с успехом, обезьяны подбежали к оружию и целый день таскали его. Кто хватал меч, кто саблю, кто пику, кто топор, тащили луки и арбалеты. Шум стоял весь день невообразимый.
Назавтра они, как обычно, выстроились в ряд. Сунь У-кун насчитал более сорока семи тысяч обезьян. Цари диких зверей и животных, населяющих окрестные горы: волков, тигров, кабарги, оленей, диких кошек, барсуков, лис, сусликов, обезьян, львов, слонов, горилл, медведей, кабанов, козлов, маралов, носорогов, а также повелители Духов семидесяти двух пещер* — все пришли засвидетельствовать свое уважение Прекрасному царю обезьян и выразить ему свою покорность. ‘Каждый год они преподносили ему дань и четыре раза являлись на проверку. Некоторые из них по очереди отбывали разные работы, другие доставляли в определенный срок продовольствие. На Горе цветов и плодов воцарился полный порядок, и она стала крепка, как железная стена. Отовсюду повелители Духов наперебой слали бронзовые барабаны, цветные знамена, кольчуги и шлемы.
[61]
С этих пор обезьяны ежедневно обучались владению оружием и совершали боевые походы.
И вот как-то раз, любуясь всем происходящим, Прекрасный царь обезьян вдруг обратился к своим подданным:
— Ну что же,— сказал он,— вы, кажется, научились обращаться с оружием, умеете стрелять из лука и арбалета. Только вот мой меч мне не особенно нравится, какой-то он большой и нескладный. Не знаю даже, как мне быть.
Тут вперед выступили четыре старые обезьяны и почтительно доложили:
— Ведь вы, великий царь, бессмертны, и вам просто не пристало носить обычное оружие. А теперь скажите нам, могли бы вы проникнуть в водные пучины?
— С тех пор, как я познал путь истины, я овладел искусством семидесяти двух земных превращений,— отвечал им на это Сунь У-кун.— И самым чудесным из них является то, что я научился летать на облаках. Я могу также стать невидимым. Для меня открыт путь и на небо и под землю. Проходя мимо солнца и луны, я не оставляю тени, могу без всяких препятствий проникать сквозь камень и металл. Вода не поглотит меня, а огонь не сожжет. Что же может помешать мне проникнуть в морские глубины?
— Раз уж вы, великий царь, владеете подобным волшебством,— молвили обезьяны,— то должны знать, что вода, которая протекает под этим мостом, ведет прямо во дворец Дракона Восточного моря. И если только вы пожелаете нанести визит повелителю драконов, то могли бы попросить у него какое-нибудь оружие. Он, конечно, не откажет вам в этом.
Совет обезьян пришелся Сунь У-куну по душе, и он сказал:
— Ждите меня! Я сейчас же отправляюсь туда. Остановившись на краю моста, Прекрасный царь обезьян произнес заклинание, которое должно было предохранить его от действия воды. Нырнув в волны, он, прокладывая себе через воду путь, очень быстро очутился на дне Восточного моря. По дороге ему вдруг встретился дозорный Якша*, который остановил его.
— Что за праведник прокладывает себе путь в воде? — спросил он.— Скажите, кто вы такой, чтобы я мог доложить о вас своему повелителю, и он устроит вам подобающую встречу.
— Как же можешь ты не знать меня? — удивился Сунь У-кун.— Ведь я — рожденный небом праведник с Горы цветов и плодов по имени Сунь У-кун и прихожусь, можно сказать, ближайшим соседом вашему Царю драконов.
Якша мигом бросился в хрустальный дворец и доложил своему повелителю:
— Великий царь, сюда пожаловал рожденный небом праведник Сунь У-кун. Он называет себя вашим ближайшим соседом и говорит, что прибыл с визитом во дворец.
[62]
Услышав это, Царь драконов Восточного моря Ао Гуан поспешно поднялся и, ведя с собой детей и внуков, а также креветок-солдат и крабов-генералов, вышел из дворца навстречу Сунь У-куну.
— Прошу вас, почтенный бессмертный, входите! — обратился он к пришедшему и ввел гостя. После обычных церемоний гостя усадили на почетное место и поднесли ему чаю.
— Могу ли я узнать,— спросил Царь драконов,— когда вы постигли истину и какому волшебному искусству научились?
— Только появившись на свет,— отвечал Сунь У-кун,— я сразу же отрешился от бренного мира и начал самоусовершенствоваться. И вот сейчас тело мое уже неподвластно законам рождения и разрушения. Недавно я стал обучать своих подданных военному делу, чтобы они могли защищаться, если будет нужно, и мне самому необходимо хорошее оружие. Я давно уже слышал, что у вас, уважаемый сосед, в покоях вашего дворца из кораллов и зеленого нефрита хранится много волшебного оружия. И вот сейчас я прибыл сюда только для того, чтобы попросить у вас что-нибудь из этого оружия для себя.
Царь драконов не решился отказать его просьбе и велел командиру-окуню тотчас же принести огромный меч, который и преподнес гостю.
— Я почему-то не могу пользоваться этим мечом,— сказал Сунь У-кун,— может быть, вы соизволите дать мне что-нибудь другое?
Тогда Царь драконов послал командира-малявку и силача-угря за боевыми вилами с девятью зубцами. Увидев вилы, Сунь У-кун вскочил, схватил их и, проделав несколько упражнений, воскликнул:
— Нет, они легкие! Очень легкие! Да к тому же мне как-то неудобно» ими действовать. Очень прошу вас, дайте мне что-нибудь другое.
— Уважаемый бессмертный! — возразил смеясь Царь драконов.— Да вы разве не видите, что в этих вилах три тысячи шестьсот цзиней* весу.
— Все равно они мне не годятся,— повторил Сунь У-кун. Тут Царь драконов растерялся и приказал генералу-лещу и командующему-карпу доставить огромную алебарду весом в семь тысяч двести цзиней. Увидев алебарду, Сунь У-кун подбежал к ней, схватил и, сделав несколько упражнений и выпадов, воткнул ее в землю.
— И это все еще не то! Легковата она! — сказал он. Царю драконов стало страшно.
— Уважаемый бессмертный! — обратился он к Сунь У-куну.— Это самое тяжелое оружие, которое есть в моем дворце. Больше мне нечего вам предложить.
1 Цзинь — мера веса, равная 0,6 килограмма.
[63]
— Еще в старину люди говорили,— отвечал со смехом Сунь У-кун,— «Это все равно, что Царю драконов печалиться о том, что у него нет сокровищ!» Вы поищите-ка получше и если найдется что-нибудь подходящее для меня, то я перед вами в долгу не останусь.
— Но у меня действительно ничего больше нет! — продолжал уверять Царь драконов.
В этот момент из внутренних покоев появилась жена Царя драконов с дочерью и, приблизившись к супругу, сказала:
— Великий царь! По всему видно, что этот мудрец —существо необыкновенное. У нас есть волшебное железо, которым был утрамбован Млечный Путь. В последние дни от этого железа исходит какое-то странное сияние. Я думаю, что оно предвещало нам приход этого мудреца, а сейчас словно велит нам отдать железо ему.
— Да ведь железо это священное. Сам великий Юй* устанавливал с его помощью глубину рек и морей,— сказал на это Царь драконов.— Как же сможет мудрец им пользоваться?
— А ты не беспокойся об этом,— уговаривала жена своего супруга,— ты подари ему железо, и все. Пусть делает с ним, что хочет. Лишь бы только выпроводить его из дворца.
Царь драконов послушался совета жены и рассказал о железе Сунь У-куну.
— Ну-ка, принесите его мне, я посмотрю,— попросил Сунь У-кун.
— Да что вы! — замахал руками Царь драконов.— Оно такое тяжелое, что его и с места не сдвинуть. Вы сами пойдите посмотрите.
— Что же, покажите тогда, где оно находится,— попросил Сунь У-кун.
И вот Царь драконов привел Сунь У-куна в сокровищницу моря. Тут вдруг в глаза им ударил блеск множества золотых лучей.
— Вот здесь оно и лежит! — сказал Царь драконов, указывая на то место, откуда исходило сияние.
Сунь У-кун подобрал полы своего халата, сделал несколько шагов вперед и, приблизившись к предмету, пощупал его. Оказалось, что это большой железный столб, толщиной с бадью и длиной свыше двух чжан. Сунь У-кун поднатужился и схватил его обеими руками.
— Длинноват, пожалуй, да и объемист! — сказал он.— Если бы чуть покороче и потоньше, вот было бы хорошо!
Не успел он закончить, как железный столб уменьшился в объеме и стал короче. Сунь У-кун прикинул, сколько он весит, и опять сказал:
— Еще бы чуточку потоньше!
И подумать только! Столб снова уменьшился, чем доставил Сунь У-куну огромное удовольствие. Сунь У-кун вытащил его
[64]
и стал рассматривать. Столб был сделан из черного железа, по краям сверкали золотые обручи. На одном из них выделялись выгравированные иероглифы: «Посох исполнения желаний с золотыми обручами. Весит 13 500 цзиней»,— гласила надпись.
Сунь У-кун остался очень доволен и решил: «Это как раз то, что мне нужно».
Однако, неся посох и подбрасывая его на ходу, Сунь У-кун снова стал размышлять:
«Как было бы чудесно, если бы он стал еще меньше».
Но когда Сунь У-кун вышел из сокровищницы, то оказалось, что посох уже имел два чжана длины, а толщиной был лишь в чашку. По дороге во дворец Сунь У-кун начал проделывать с посохом всякие чудеса, показывал различные приемы, и так напугал всех, что Царь драконов дрожал от страха, а у принцев душа ушла в пятки. Напуганные черепахи втянули головы, рыбы же, крабы и креветки попрятались кто куда мог.
Придя в хрустальный дворец, Сунь У-кун уселся и, не выпуская из рук своего сокровища, с улыбкой обратился к Царю драконов:
— Я вам очень благодарен, уважаемый сосед, за вашу доброту.
— Ну что вы, стоит ли говорить об этом.
— Слов нет, этот кусок железа мне очень нравится,— продолжал Сунь У-кун,— однако я хочу попросить вас еще об одном.
— О чем же, великий бессмертный?
— Пока я не имел этого железа, то и говорить было не о чем,— сказал Сунь У-кун.— Но теперь, когда оно у меня в руках, а на мне нет подобающего одеяния, я чувствую себя как-то неловко. Что же делать? Может быть, у вас найдется какой-нибудь наряд, я бы очень просил подарить его мне, а я за все сразу уж и отблагодарю вас.
— Вот уж таких вещей у меня действительно нет,— отвечал Царь драконов.
Но Сунь У-кун сказал на это:
— Старая поговорка гласит: «Порядочный гость не будет беспокоить двух хозяев». Вы хоть и говорите, что у вас нет подходящего одеяния, но знайте, что я не уйду отсюда, пока не добьюсь своего.
— Вы бы отправились в другое море, быть может, вам удастся там найти то, что нужно,— посоветовал Царь драконов..
— Говорят: «Лучше остановиться в одном доме, чем бегать зря по трем»,— возразил Сунь У-кун.— Я еще раз очень прошу вас найти для меня что-нибудь.
— Но право же, у меня ничего нет,— продолжал уверять Царь драконов.— Поверьте, имей я такое одеяние, я с удовольствием преподнес бы его вам.
— Так вы говорите, что у вас действительно ничего нет?— с угрозой в голосе сказал Сунь У-кун.— Ну что ж, придется мне тогда испробовать на вас это железо.
[65]
— Постойте, великий бессмертный, не надо драться,— поспешно заговорил Царь драконов.— Я посмотрю, нет ли чего-нибудь у моих братьев. Тогда, может быть, я и смогу удовлетворить ваше желание.
— А где ваши братья? — поинтересовался Сунь У-кун.
— Один из них — Ао Цинь — Царь-дракон Южного моря, другой, Ао Шунь — Царь-дракон Северного моря и третий, Ао Жун — Царь-дракон Западного моря.
— Но я вовсе не желаю идти к ним!— воскликнул Сунь У-кун.— Правильно говорит пословица: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе». Я надеюсь все же, что вы сами найдете что-нибудь подходящее для меня.
— Да вам и не нужно идти к ним,— успокоил его Царь драконов.— В моем дворце есть металлический барабан и золотой колокол. И вот в особо важных случаях мы бьем в эти инструменты, и братья тотчас же являются сюда.
— Ну, тогда бейте скорее в колокол и барабан,— согласился Сунь У-кун.
И действительно, не успел крокодил ударить в колокол, а черепаха в барабан, как три царя-дракона, встревоженные этими звуками, немедленно явились на зов. Хозяин встретил их около дворца.
— Дорогой брат,— молвил Дракон Южного моря Ао Цинь,— что случилось? Почему ты бьешь в барабан и колокол?
— Дорогие братья,— заговорил старый Дракон.— Трудно даже рассказать вам об этом. Какой-то праведник с Горы цветов и плодов, рожденный небом, пришел навестить меня, как своего соседа. А затем стал просить какое-нибудь оружие. Я дал ему стальные вилы, но они показались ему малы. После этого я предложил ему огромную алебарду, однако и ее он счел легкой. Тогда я решил отдать ему священное железо, которым утрамбовывали Млечный Путь. Он сам вытащил его и проделал несколько упражнений. Сейчас этот праведник сидит во дворце и требует для себя еще одеяние, а у меня здесь ничего подходящего нет. Вот почему я приказал бить в барабан и в колокол и звать вас сюда. Может быть, у вас, дорогие братья, найдется для него какое-нибудь платье, тогда мы отдадим его праведнику и выпроводим его.
Выслушав это, Дракон Ао Цинь так и вскипел от гнева.
— А почему бы нам не привести сюда наши войска и не схватить его?— воскликнул он.
— Об этом ты даже и не заикайся!— поспешно перебил его старый Дракон.— Стоит только ему взять в руки это железо, и гибель наша неизбежна. От одного прикосновения этого железа можно расстаться с жизнью.
— Действительно, лучше не трогать его, братья,— предложил Дракон Западного моря Ао Жун.— Мы найдем ему какое-
[66]
нибудь платье, лишь бы только избавиться от него, а затем обратимся с жалобой к небу, и оно накажет его.
— Правильно,— подтвердил Дракон Северного моря Ао Шунь.— У меня, например, есть туфли из корней лотоса, в которых можно ходить по облакам.
— А я захватил с собой золотую кольчугу с замками,— сказал Дракон Западного моря Ао Жун.
— У меня есть шлем из пурпурного золота, украшенный перьями феникса,— сообщил Дракон с юга Ао Цинь.
Слова их доставили огромное удовольствие старшему Дракону. Он ввел братьев во дворец, чтобы познакомить их с Сунь У-куном и преподнести ему подарки.
Сунь У-кун надел на себя шлем, кольчугу и туфли и с жезлом в руках сейчас же покинул дворец.
— Ишь разворчались!— сердито бросил он, проходя мимо драконов.
Мы не будем рассказывать о том, что возмущенные братья стали держать совет, как обратиться к владыке неба с жалобой на Сунь У-куна.
Послушайте лучше, что случилось дальше. Покинув подводное царство, Царь обезьян быстро очутился у железного моста и взобрался на него. Здесь его уже поджидали четыре старые обезьяны, а с ними и остальные. Они увидели, что неожиданно появившийся из воды Сунь У-кун совершенно сух. Весь сияя золотом, он прошел на мост, и тут все обезьяны склонились перед своим повелителем, то и дело восклицая:
— Какое великолепие! Какая роскошь!
Широко улыбаясь, Сунь У-кун поднялся на трон и поставил перед собой свой посох. Не зная, что это за диковина, обезьяны бросились к сокровищу, желая подержать его. Но представьте себе, что стрекоза захотела бы потрясти железный столб! Они даже с места не могли его сдвинуть. Покусывая пальцы и высовывая языки, обезьяны выражали свое удивление:
— Повелитель! Лишь тебе одному под силу такая тяжесть!
Тут Сунь У-кун выступил вперед и поднял посох одной рукой.
— Каждая вещь имеет своего хозяина!— улыбаясь, проговорил он.— Это сокровище пролежало на дне моря много тысяч лет и лишь в этом году стало излучать свет. Царь драконов думал, что это просто кусок черного железа, хоть и называл его чудесным сокровищем, которым утрамбовали Млечный Путь. Никто не мог поднять посох, и они попросили меня пойти и взять его. Когда он впервые очутился в моих руках, то имел более двух чжан в длину и был толщиной с бадью. Я решил, что это, пожалуй, велико для меня, и он тотчас же стал намного меньше. И вот всякий раз, как я хотел, чтобы посох уменьшился, желание мое исполнялось. На посохе я увидел надпись: «Посох исполнения желаний с золотыми обручами. Весит 13 500 цзиней».
[67]
А теперь расступитесь и посмотрите, как по моему велению посох будет изменяться.
И действительно, держа в руке свое сокровище, Царь обезьян крикнул:
— Уменьшайся! Уменьшайся! Уменьшайся!
И посох сразу же стал таким маленьким, как игла для вышивания, которую совершенно свободно можно спрятать в ухе. Все были поражены и закричали:
— Великий царь! Проделай с ним еще что-нибудь! — Тогда Царь обезьян вытащил иглу из уха и, положив ее на ладонь, приказал:
— Становись больше, больше, больше!
И посох увеличился до двухчжан длины и стал толщиной с бадью. Тут Сунь У-кун вошел в азарт. Он вскочил на мост, выбежал со своим сокровищем из пещеры, и, прибегнув к небесному волшебству, нагнулся и крикнул:
— Становись длиннее!
В тот же момент Сунь У-кун поднялся вверх на десять тысяч чжан. Голова его стала подобна горе Тайшань, талия напоминала горные хребты, глаза сверкали, словно молнии, рот походил на кровавую чашу, а зубы — на ножны сабель. Посох, который Сунь У-кун не выпускал из рук, достигал вверху тридцать третьего неба *, а внизу касался восемнадцатого слоя преисподней. Перепуганные тигры, барсы, волки, шакалы и другие звери заполнили горы, а злые Демоны — правители обитателей семидесяти двух пещер, дрожа от страха, пали ниц и отбивали земные поклоны. Вдруг Сунь У-кун снова произнес магическое заклинание и принял прежний вид, а его драгоценность превратилась в иглу для вышивания. Он спрятал ее в ухо и вернулся к себе в пещеру. Демоны — обитатели пещер явились к нему с поздравлениями.
И тогда приказали бить в барабаны и гонги. Был устроен торжественный пир, во время которого подавали всевозможные редкие яства, сок из кокосовой пальмы, разные наливки и настойки из винограда. Веселились очень долго, а затем снова приступили к занятиям военным делом.
Царь обезьян пожаловал четырем старым обезьянам звания полководцев. Двух макак он назвал командующими Ма и Лю, а двух других назвал военачальниками Пэн и Ба.
Поручив четырем обезьянам устройство и укрепление лагеря, а также распределение наград и наложение наказаний, Сунь У-кун со спокойной душой стал каждый день совершать на облаках прогулки по окрестным морям и горам. Он упражнялся в военном деле, посещал доблестных героев, совершенствовался в применении волшебных заклинаний и завел много друзей среди небожителей. Он успел побрататься с шестью злыми демонами: быком, водяным драконом, грифом, духом обезьяны, макакой, львом. Они часто встречались, беседовали о житейских делах
[68]
и о военном искусстве, пили чарами и кубками вино, играли на музыкальных инструментах, распевали песни и танцевали. Так, собираясь по утрам и расходясь лишь к вечеру, проводили они время во всевозможных забавах и увеселениях. Проделать путь в десять тысяч ли было для них все равно, что выйти за ограду своего дома. Стоило им кивнуть головой, и они могли очутиться в другом месте, где-нибудь за три тысячи ли. Один поворот тела переносил их дальше, чем на восемьсот переходов.
Как-то раз Сунь У-кун приказал своим четырем полководцам устроить пиршество и пригласил к себе в пещеру шестерых своих побратимов—правителей духов. Забили коров и лошадей, чтобы принести жертвы небу и земле. Всем было разрешено петь, плясать и веселиться до упаду, есть и пить вволю.
Проводив своих гостей — шестерых повелителей духов, Сунь У-кун оделил подарками больших и малых начальников, после чего прилег у моста в тени под сосной отдохнуть и тотчас же уснул. Четыре военачальника охраняли покой своего повелителя, и никто не осмеливался громко разговаривать.
И увидел Царь обезьян во сне, что к нему приблизились два духа с бумагой в руках. На бумаге было три иероглифа, из которых состояло его имя: Сунь У-кун. Не успел Царь обезьян произнести и слова, как они вытащили веревки и, связав ему душу, поволокли ее за собой к обнесенному стеной городу. К этому времени хмель у Сунь У-куна стал проходить. Подняв голову и оглядевшись, он увидел на стене железную вывеску: «Преисподняя».
«Как же это я очутился здесь?— промелькнуло в голове у Сунь У-куна.— Ведь Преисподняя находится во власти Князя смерти Янь-ваиа».
— Годы твоей жизни кончились,— промолвили тут духи, доставившие его сюда,— и нас послали за тобой.
— Я выше земного мира чувственных страстей,— воскликнул Сунь У-кун.— Я не состою из пяти элементов и не подчинен власти Князя смерти. Вы что, с ума сошли? Как же осмелились вы схватить меня и тащить ‘сюда?!
Но посланцы ада продолжали тащить Сунь У-куна, не обращая внимания на его слова. Тут Царь обезьян рассердился, вытащил из уха свою драгоценность, потряс ею, и она стала толщиной с чашку. Он легонько взмахнул ею и ударил духов, посланных за его душой. От тех осталось лишь мокрое место. Освободившись от веревок, Сунь У-кун, широко шагая, направился в крепость, размахивая своим посохом. Увидев его, демоны с головой быка и мордой лошади в страхе стали метаться из стороны в сторону, а толпа других демонов ринулась во дворец и доложила:
— Великий царь! Беда! Беда! Какой-то Бог грома с обросшим шерстью лицом приближается ко дворцу!
Тут десять судей смерти * пришли в сильное замешательство и,
[69]
быстро приведя себя в порядок, вышли посмотреть, что происходит. Увидев рассвирепевшего Сунь У-куна, они выстроились в ряд и громко приветствовали его:
— Великий бессмертный, назовите нам свое имя!
— Раз вы не знаете меня, то как осмелились послать за мной своих людей?— крикнул Сунь У-кун.
— Да разве посмели бы мы поступить подобным образом!— возразили судьи.— Вероятно, посланные допустили какую-то ошибку!
— Я святой мудрец из Пещеры водного занавеса, с Горы цветов и плодов,— представился Царь обезьян.— А вы кто будете?— спросил он их в свою очередь.
— Мы десять судей Владыки Преисподней,— отвечали те с поклоном.
— Ну так вот, если не хотите, чтобы я побил вас, быстрее называйте свои имена!— приказал Сунь У-кун.
И все десять судей назвали свои имена.
— Если вы действительно судьи смерти, то должны быть наделены божественным провидением,— сказал Сунь У-кун.— Как же вы не разбираетесь в делах? Я постиг истину и стал бессмертным праведником, вечным, как небо. Я стою выше чувственного мира и не подчиняюсь законам пяти стихий. Как же смели вы послать своих людей схватить меня и привести сюда?
— Не гневайтесь, праведник,— отвечали судьи.— Мир велик, и людей, носящих одинаковые имена, много. Очевидно, наши посланцы совершили ошибку и спутали вас с кем-нибудь другим.
— Все это ерунда!— крикнул Сунь У-кун.— Ведь существует даже поговорка, которая гласит: «Правители могут быть плохими, чиновники могут быть плохими, но тот, кого они посылают, ни при чем». Дайте-ка мне сейчас же книги с именами живых и мертвых, и мы посмотрим, в чем дело!
Судьи пригласили Сунь У-куна во дворец Владыки Преисподней, и он с посохом в руках последовал за ними и уселся в центре зала лицом к югу1. Между тем судьи приказали чиновнику, ведающему списками, принести все дела для проверки. Чиновник поспешил в канцелярию, вытащил там несколько папок с документами и десять книг со списками и стал одну за другой просматривать их. Он проверил список обыкновенных насекомых, насекомых, покрытых шерстью, крылатых насекомых, чешуйчатых, но нигде не обнаружил имени Сунь У-куна. Тогда он взялся за списки обезьян, но и здесь Сунь У-куна не оказалось. А надо вам сказать, что обезьяны, хоть и похожи на человека, а в списках людей не числятся. Есть у них сходство и с животными, но они не живут в какой-либо определенной стране. Похожи они также на зверей, однако не подчиняются
1 в древнем Китае лицом к югу садились цари, князья, правители.
[70]
Цилиню и, несмотря на свое сходство с птицами, не подвластны фениксу.
Но нашлась еще одна книга, которую Сунь У-кун решил проверить сам. И вот здесь он прочитал: «Душа номер 1350», а ниже: «Сунь У-кун. Каменная обезьяна, порожденная небом. Продолжительность жизни — 342 года. Спокойная смерть».
— Я сам не помню, сколько лет я прожил!— воскликнул Сунь У-кун.— Мое имя надо вычеркнуть отсюда! Дайте-ка мне кисть!
Чиновник поспешно подал ему кисть, густо обмакнув ее в тушь.
Тогда Сунь У-кун взял книгу и вычеркнул из нее все имена обезьян, которые там значились. Затем, отбросив книгу, он воскликнул:
— Ну, теперь мы в расчете! Больше мы вам не подвластны! И, взяв свой посох, он стал прокладывать себе дорогу из
царства мрака.
Ни один из десяти судей не решился даже приблизиться к нему. Они отправились во Дворец бирюзовых облаков и, склонившись перед бодисатвой Дицзан-ваном *, стали спрашивать его, следует ли им обратиться с жалобой к Нефритовому императору. Однако рассказывать об этом мы сейчас не будем.
Выбравшись из крепости, Царь обезьян запутался в траве и едва удержался на ногах. Тут он пришел в себя и понял, что все это было сном. Потягиваясь, он услышал, как четыре его полководца и другие обезьяны говорили:
— Великий царь! Вы много выпили, проспали здесь всю ночь и все еще не можете проснуться.
— Все это неважно,— отвечал им Сунь У-кун.— Но когда я спал, сюда пришли два человека, которые увели меня в царство мрака. Тут только я проснулся и произнес свое волшебное заклинание. Меня проводили прямо во дворец Владыки Преисподней, где восседали судьи смерти. Их было десять. Я поссорился с ними, с этими судьями, просмотрел книгу жизни и смерти и там нашел наши имена. Я вычеркнул их, и теперь мы не будем больше подчиняться Владыке Преисподней.
Обезьяны стали земно кланяться своему повелителю, благодарили его. И вот с тех пор многие горные обезьяны не стареют, потому что их имена были вычеркнуты из списков ада. Царь поведал о том, что с ним произошло, и обезьяны-полководцы оповестили обо всем Духов — властителей пещер. А те не замедлили прийти и принести свои поздравления. Прошло несколько дней, и шесть побратимов Сунь У-куна явились с поздравлениями. Они тоже выслушали рассказ Сунь У-куна и несказанно обрадовались тому, что имена обезьян вычеркнуты из книги. Вместе с царем братья проводили время в забавах и увеселениях, но рассказывать об этом мы не будем.
Послушайте лучше о том, как Дракон Восточного моря подал
[71]
жалобу божественному всемилостивейшему Нефритовому императору неба. Как-то раз во время утреннего приема, когда император восседал в своем облачном дворце с золотыми воротами в Зале божественного небосвода, окруженный божественными сановниками, военными и гражданскими чинами, один из придворных, праведник Цю Хун-цзи почтительно молвил:
— Разрешите доложить вам, великий царь! Ко дворцу прибыл Дракон Восточного моря, он принес жалобу и нижайше просит принять его.
Император велел пригласить Дракона. Ао Гуана ввели в Зал божественного небосвода, и он воздал императору полагающиеся почести. После этого стоявший в стороне божественный отрок взял у Дракона бумагу и поднес ее императору. Император начал читать:
Я — Ао Гуан, Восточного моря Дракон,
Отдаю повелителю неба смиренный поклон,
Доношу, что обидел меня безо всяких на это причин
Сунь У-кун, знаменитый волшебник из горной пещеры.
Он без спроса спустился на дно океанских пучин
И ворвался в подводный дворец, обнаружив плохие манеры,
И, оружия требуя, поднял в покоях скандал,
И тогда, повелев прекратить назревавшую драку,
Я невольно злодею оружие грозное дал,
Повинуясь смиренно волшебному жесту и знаку…
Распугал он в воде обитающих рыб и зверей,
В скалах прятались крабы, уплыли на дно черепахи,
И драконы могучие трех океанских морей
Притаились, втянув чешуйчатые головы в страхе.
И тогда перед ним я склонился, бессилен и нем,
И поднес победителю посох волшебный, железный,
Золотой, разукрашенный перьями феникса, шлем,
Башмаки для ходьбы в облаках над воздушною бездной
И кольчугу с замком… Дорогие подарки приняв,
Удалился злодей, повторяя прыжки и удары,—
Не принес извинений за свой необузданный нрав
И ушел невредимый, избегнув заслуженной кары.
И поскольку волшебная сила его велика,
О привычном спокойствии в мире подводном радея,
Я прошу императора тотчас отправить войска
И могучей рукой покарать наглеца и злодея1.
Прочитав жалобу до конца, император соизволил приказать:
— Пусть Дракон возвращается в свое море. Мы пошлем войска и арестуем преступника.
Склонившись перед императором и поблагодарив его, Дракон удалился. Но не успел он уйти, как появился небесный советник по имени Гэ Сянь-вэн, который, представ перед императором, провозгласил:
— Ваше величество! Во дворец прибыл первый судья смерти. Он принес с собой жалобу от бодисатвы Дицзан-вана.
1 Стихи в обработке В. Гордеева.
[72]
Тогда божественная фея взяла бумагу и преподнесла ее императору. Нефритовый владыка прочитал ее с начала до конца:
В тиши Преисподней в подземной таинственной мгле
Судом беспристрастным подводятся жизням итоги,
И демоны ищут приюта на грешной земле,
И есть для святых в небесах безмятежных чертоги.
Как мир изначально мелькание ночи и дня,
У птиц и зверей оболочки телесные тленны,
Но души не старятся, цепь воплощений храня,
Законы природы во веки веков неизменны.
И эти законы задумал нарушить злодей —
По воле небесной родившийся Царь обезьяний.
Он вестников смерти убил, напугал в Преисподней судей,
Устроил скандал во дворце и немало иных злодеяний.
Он в книге судеб, что в подземных покоях хранятся,
Посмел зачеркнуть подчиненных своих имена
И черною тушью запачкал святые страницы,—
Теперь над его обезьянами смерть не вольна.
Подземные силы бессильны его покарать,
Небесное войско для этого дела пригодней,
И мы умоляем направить волшебную рать,
Могуществом неба покой возродить в Преисподней1.
— Пусть правители царства мрака возвращаются к себе в Преисподнюю,— приказал император, прочитав все до конца.— Мы отправим военачальников и схватим этого смутьяна.
Склонившись перед императором и поблагодарив его, первый судья царства мрака удалился. Тогда император обратился к окружавшим его сановникам:
— Когда появилась эта волшебная обезьяна и в каком перевоплощении ей было предназначено постигнуть великое учение?
Едва он произнес это, как вперед выступили Всевидящий глаз и Всеслышащее ухо:
— Эта каменная обезьяна появилась триста лет назад из расщелины скалы. Вначале она ничем особенным не отличалась. Но за последние годы ей каким-то образом удалось усовершенствовать себя и достичь бессмертия. И вот теперь она покоряет драконов, усмиряет тигров и самовольничает, изменяя списки царства мрака.
— Кто же из вас, бессмертных, согласится сойти вниз, чтобы смирить этого беззаконника?— спросил,’ выслушав их, император.
Тут выступил вперед Дух Вечерней звезды и, преклонив колена, молвил:
— О священнейший! Все существа, которые населяют землю и имеют девять отверстий, могут достичь бессмертия. Поэтому вовсе не удивительно, что обезьяна, созданная небом и землей, сиянием солнца и луны, вскормленная росой и жившая под открытым небом, достигла пределов возможного. Она самоусовершенствовалась, познала великое учение и теперь обладает силой,
1 Стихи в обработке В. Гордеева.
[73]
способной покорять драконов и тигров. Обезьяна эта ничем не отличается от человека. Поэтому я обращаюсь к вашему величеству с нижайшей просьбой: явите свое императорское милосердие и вызовите эту обезьяну на небо, назначьте на официальную должность и занесите в списки слуг вашего величества. Здесь она будет постоянно находиться под надзором. И тогда, если она станет подчиняться велениям неба, вы сможете даже повысить ее в должности и наградить. А не пожелает слушаться, то ее тут же можно и усмирить. И вот, если мы поступим подобным образом, не нужно будет посылать войска, а, кроме того, это будет лучшим способом привлечь к себе бессмертного.
Слова эти доставили большое удовольствие Нефритовому императору.
— Быть посему! — молвил он и тут же велел своему писцу написать соответствующий указ, с которым отправил Духа Вечерней звезды. Дух вышел через Южные ворота, сел на облако и вскоре очутился на Горе цветов и плодов у Пещеры водного занавеса.
— Я посланец неба,— обратился он к толпе обезьян,— и прибыл сюда с высочайшим указом. Нефритовый владыка призывает вашего царя на небо. Доложите ему об этом поскорее.
Обезьяны стремглав бросились во внутренние помещения пещеры.
— Великий царь!— обратились они к своему повелителю.— Там, у пещеры, стоит какой-то старец. Он говорит, что послан сюда небом с высочайшим указом, в котором вас приглашают отправиться вместе с ним на небо.
Услышав это, Прекрасный царь обезьян не мог скрыть своей радости.
— А я ведь последнее время как раз думал о том, чтобы отправиться на небо,— промолвил он,— и вот видите, посланец прибыл очень кстати. Пригласите-ка его побыстрее сюда.
Царь быстро привел в порядок свою одежду и головной убор и поспешил навстречу гостю.
Пройдя в середину зала, Дух звезды остановился, повернулся лицом к югу и произнес:
— Я—Дух Вечерней звезды. Меня послал сюда Нефритовый император. Он шлет вам указ, в котором призывает вас на небо. Там вы получите должность и станете небесным чиновником.
— Я очень тронут тем вниманием, которое вы оказали мне, спустившись на землю,— отвечал на это Сунь У-кун и тут же велел своим подданным устроить в честь гостя пир.
— Но я привез с собой священный указ,— возразил Дух звезды,— и поэтому не могу долго задерживаться. У нас еще будет случай побеседовать с вами после вашего назначения.
— Не смею настаивать,— почтительно отвечал Сунь У-кун.— Благодарю за честь, которую вы оказали нам своим посещением.
[74]
После этого он подозвал четырех старых обезьян-военачальников и дал им наставления.
— Обучайте молодых обезьян со всем усердием и ждите меня. Я побываю на небе, посмотрю, хорошо ли там, и.тогда возьму и вас туда с собой, и мы будем жить вместе.
Обезьяны-полководцы склонились перед своим повелителем в знак согласия, и Царь обезьян последовал за Духом звезды. Они сели на облако и стали подниматься ввысь.
И поистине:
Вознесся на небо,
И ныне в высшем сане
В одном ряду
С бессмертными он встанет:
Теперь он к облакам
Небесным близок,
Внесенный
В самый драгоценный список.
Читатель! Вы еще не знаете, какую должность получил Сунь У-кун. Поэтому прошу вас послушать, о чем повествует следующая глава.
[75]
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
повествующая о том, как Царь обезьян остался недоволен назначением
на должность бимавэня и о том, как он не успокоился даже после
того, как стал называться «Великий Мудрец, равный небу»
Итак, Дух звезды вместе с Прекрасным царем обезьян покинул пещеру. Они сели на облако и поднялись ввысь. А надо вам сказать, что Сунь У-кун передвигался на облаках особым способом и именно благодаря этому двигался необычайно быстро. Очень скоро Дух звезды остался далеко позади, и Сунь У-кун первым прибыл к Южным воротам неба. Однако в тот момент, когда он уже собирался войти, дорогу ему преградил начальник стражи небесных ворот сопровождаемый большим отрядом охраны, вооруженной пиками, мечами и алебардами.
— Оказывается, этот старый Дух просто жулик!— возмутился Царь обезьян.— Ведь он сам пригласил меня сюда, зачем же ему понадобилось высылать навстречу мне стражу с мечами и пиками?!
Как раз в этот момент подоспел запыхавшийся Дух звезды. Увидев его, Сунь У-кун сердито крикнул:
— Ты что это, старик, вздумал обманывать меня! Ты сам сказал, что по указу Нефритового императора пригласил меня на небо! Почему же стража не впускает меня?
— О государь! Не сердитесь,— с улыбкой промолвил Дух.— Ведь вам еще не приходилось посещать небесные чертоги, и здесь вас никто не знает. Как же могла небесная стража впустить вас? Вот сегодня, когда вы представитесь императору и получите назначение и звание, никто больше не помешает вам входить и выходить.
— Ах, вот как,— сказал Сунь У-кун,— в таком случае я не хочу идти туда.
[76]
— Да нет, со мной-то вы войдете,— и с этими словами Дух остановил Сунь У-куна, собиравшегося уже уходить, и, приблизившись к небесным воротам, громко крикнул:
— Эй! Охрана, военачальники и стражники! Дайте дорогу! Сюда явился бессмертный с земли, которого я вызвал по указу Нефритового императора.
Тут начальник стражи и охрана убрали оружие и удалились. Лишь теперь Сунь У-кун поверил Духу и спокойно последовал за ним. Когда он вошел во дворец, его глазам представилась картина, о которой поистине можно было сказать:
Кто посещал впервые мир небесный,
Тот попадал и во дворец чудесный,
Где радуга на стенах трепетала
И алые лучи свои сплетала.
Где сотни струй эфирных в сочетанье
Отбрасывали алое сиянье.
Взгляните же на Южные ворота —
Какая здесь искусная работа! —
Отделаны глазурью совершенной
И темно-синей яшмой драгоценной.
По сторонам начальники стояли
И потолка главою достигали,
В руках бунчук держали и оружье,
А воины стояли полукружьем,
В строю, за полководцами своими,
Кольчугами сверкая золотыми.
У них в руках стальные были плети,
Блюли порядок строгий стражи эти.
Снаружи все не слишком поражало,
Зато внутри пришельцев ослепляло.
Стремились ввысь огромные колонны,
Вокруг которых обвились драконы,
И чешуя сверкала золотая.
Прогуливались фениксы, блистая
Раскрашенными яркими крылами
И красными качая головами;
Здесь длинные мосты повсюду были,
По ним-то эти фениксы ходили,
Неся лучей небесных отраженье
В своем прекрасном, пестром оперенье;
Оно цветы земли напоминало,
Туманы над Медведицею Малой!
Здесь тридцать три дворца в небесной сени;
Вот, например, «Дворец пяти учений»,
Большой «Дворец Хранителя закона»,
Иль «Облаков — скитальцев небосклона».
Здесь семьдесят и два имелось зала:
«Лиигуандянь»… да и других немало,
«Просторов неба», «Светов знаменитых»;
Цилини здесь стояли из нефрита.
Терраса Шоусин была веками —
Засажена бессмертными цветами,
И никогда цветы не увядали.
Здесь в тигле эликсир приготовляли —
[77]
Бессмертье сообщающий напиток;
И был вокруг зеленых трав избыток.
Когда же императора покои
Увидели пришельцы пред собою.
То темно-синий занавес кисейный.
Весь в звездах, распахнулся легковейно.
Там в глубине покоилась корона,
Она казалась мальвой золоченой,
Алмазным блеском ослепляли взоры
Бесценные прекрасные уборы.
Расшиты были туфли жемчугами,
Лежали ленты рядом с орденами.
При звуках колокола золотого
Сановники к вратам спешили снова.
Когда же громко в барабан ударят,
Князья идут в покои государя.
Вошли пришельцы в Зал небес священный,
Где дверь была из яшмы драгоценной,
А створки на златых гвоздях держались,
Где фениксом ворота украшались.
Его изобразили кисть и краски,
Прекрасного в своей священной пляске.
Так шли они от зала к залу — дале,
И множество чудес они видали:
Лепились по карнизам крыш драконы,
На гребне кровли, высоко взнесенном,
Темно-пурпурный куполок вздымался;
Источником сиянья он являлся,
И был подобен тыквочке-горлянке;
Внизу же феи, верные служанки,
Держали — кто зонты, кто — опахала,
А та салфеткой блюдо прикрывала.
И стража и начальник по приему
Хранили верность духу боевому,
Здесь воины стояли в карауле
И стерегли бессмертия пилюли,
Которые в прекрасном этом зале
В лазурной вазе горкою лежали.
А в дивной вазе черного агата
Коралла ветвь светилась красновато.
Здесь столько было во дворцах небесных
Вещей необычайных и чудесных:
Ворота раскрывались золотые,
Звонили колокольчики литые
Серебряным своим прозрачным звоном,
Луна плыла тихонько перед троном,
И солнце, к утреннему встав приему,
В низине шло по небу голубому.
Попав сюда, владыка обезьяний
Не должен был спускаться в мир страданий
И пасть на землю из небесной сени
Для суеты людской, для искушений.
Вместе с Прекрасным царем обезьян Дух подошел к Залу священного небосвода и без доклада проследовал прямо к императорскому трону. Здесь он, низко склонившись, приветствовал императора. Сунь У-кун, между тем, стоял выпрямившись рядом с ним. Он, видимо, не имел ни малейшего намерения от-
[78]
давать почести императору и лишь слегка склонил ухо, чтобы слышать все, что скажет Дух.
— Разрешите доложить,— начал посланец неба,— я выполнил ваш указ и привел земного бессмертного.
— О каком бессмертном идет речь?— взглянув вниз, спросил владыка неба.
— Это я — Сунь У-кун,— подал голос Царь обезьян, склонившись, наконец, перед императором.
— Что за невежественная обезьяна!— побледнев от негодования, возмущенно заговорили присутствовавшие на приеме сановники.— Как осмелилась она не воздать императору должных почестей, а ответить просто: «Это я — Сунь У-кун». Да за такой поступок она достойна смерти!
— Этот Сунь У-кун — земной бессмертный,— соизволил заметить император.— К тому же он недавно приобрел человеческий облик. Не удивительно, что он не знает правил придворного этикета, и на этот раз мы должны отнестись к нему снисходительно.
Подобная милость вызвала восхищение божественных сановников, а Сунь У-кун только теперь произнес приветствие. Затем император приказал всем гражданским и военным сановникам просмотреть списки и найти для Сунь У-куна свободную должность. Тут выступил вперед властитель звезды Уцюй и почтительно доложил:
— Сейчас ни в одном из дворцов и залов небесных чертогов не найдешь свободной должности. Только у надзирателя императорских конюшен есть место смотрителя.
— Ну что ж, назначьте его на должность бимавэнь *— смотрителя конюшен,— приказал император.
Все снова выразили восхищение милостью императора. А император велел Духу звезды Мудэ проводить Сунь У-куна к надзирателю конюшен, где он и должен был приступить к исполнению своих обязанностей.
Между тем Прекрасный царь обезьян очень охотно последовал за Духом звезды Мудэ и, прибыв на место, вступил в свою должность. После того Дух звезды Мудэ вернулся во дворец. В конюшнях собрались надзиратели, их помощники, военная охрана, писари, служители и все остальные, большие и малые чиновники конюшен. Ознакомившись с делами, Сунь У-кун узнал, что здесь находится только тысяча небесных коней. Тут были и восемь знаменитых скакунов Чжоуского императора Му-вана*, знаменитый скакун Гуань-юя * — Красный заяц и много других прославленных в истории коней.
Каждый конь был так могуч, что от ржанья его поднимался ветер, и так быстр, что мог догнать молнию. Эти кони умели бегать по туманам и облакам, и сила их была неиссякаемой.
Сунь У-кун вначале просмотрел все инвентарные списки, а затем проверил количество коней и ознакомился с обязанно-
[79]
стями служащих. Писари ведали заготовкой фуража, конюхи должны были чистить и мыть коней, косить и нарезать траву, носить воду и готовить корм. Надзиратели и их помощники помогали управляющим вести остальные дела. День и ночь все они ухаживали за лошадьми, кормили их, и ни у кого не оставалось времени даже поспать. Кони подобрались капризные и беспокойные. День еще проходил сносно, но вот ночью они доставляли всем конюхам много хлопот. Надо было поднять и накормить лошадей, которые уже улеглись спать, или же идти и ловить тех, что убежали.
В тот день, когда небесные кони увидели Царя обезьян, они с такой жадностью стали пожирать корм, что очень скоро разъелись. Недели через две выдалось свободное утро, и служащие конюшен решили устроить пирушку в честь прибытия Сунь У-куна. Они хотели поздравить его с назначением. В разгар веселья Царь обезьян вдруг отставил свой бокал.
— Что за звание бимавэнь? — поинтересовался он.
— Это просто название твоей официальной должности,— отвечали ему.
— А к какому рангу относится эта должность?— снова спросил У-кун.
— Да ни к какому.
— Выходит, должность эта настолько высока, что не относится ни к одному из разрядов?
— Да нет, это совсем маленькая должность, она даже так и числится «без ранга».
— Как это так «без ранга»?— продолжал допытываться Сунь У-кун.
— Это самая последняя должность. На такие должности, как ваша, назначается тот, кто не зачислен ни в один из служебных рангов. Назначенные на должность бимавэнь должны присматривать за конями. Если они делают это добросовестно, может быть, их и похвалят иногда. Если же кони станут хиреть, то за это может и достаться. А когда с ними что-нибудь случится, нечего и говорить — накажут без всякого снисхождения.
В груди Царя обезьян забушевало пламя гнева, и он даже зубами заскрежетал.
— Так вот как обошлись со мной — Сунь У-куном! На Горе цветов и плодов я был отцом и государем, а здесь меня обманули и заставили ухаживать за лошадьми! Если моя должность считается такой ничтожной и ее могут выполнять подростки и низкие люди’, так зачем назначили меня сюда?! Нет, не стану я больше работать на них и сейчас же уйду!
С криком негодования Сунь У-кун опрокинул стол, вынул из-за уха свое сокровище, которое вмиг превратилось в посох толщиной с чашку и, прокладывая себе дорогу, ринулся вон из конюшен прямо к Южным воротам. Небесная стража, которой уже было известно, что он зачислен в списки бессмертных и
[80]
занимает официальную должность бимавэнь, не осмелилась задержать Сунь У-куна, и он свободно прошел через Южные ворота.
Вскоре на облаке он достиг Горы цветов и плодов и здесь увидел, как его четыре военачальника вместе с духами — правителями пещер производят военные учения.
— Ребятки! К вам вернулся ваш господин!—громко крикнул Сунь У-кун.
В тот же миг его толпой окружили обезьяны и, земно кланяясь, приветствовали. Затем они с почетом проводили своего повелителя в пещеру, усадили на трон и спешно занялись приготовлением пира в честь его прибытия.
— Примите наши поздравления, великий царь,— говорили они.— Вы прожили на небе более десяти лет, остались, несомненно, довольны и прибыли со славой.
— Ведь я покинул вас всего каких-нибудь полмесяца назад, откуда же вы взяли, что я пробыл там более десяти лет?— удивился Сунь У-кун.
— На небе время течет незаметно,— отвечали ему.— Один день, проведенный там, равен году на земле. Осмелимся ли мы узнать, великий царь, какую вы там получили должность?
— Даже сказать стыдно!— замахал в ответ руками Сунь У-кун.— От подобного позора можно умереть! Этот Нефритовый император совсем не умеет ценить людей и не придумал ничего лучшего, как назначить меня на должность бимавэнь, как у них она называется. Мне поручили уход за лошадьми, а занимающему эту должность звания вообще не полагается. Вначале я ничего об этом не слышал и жил в свое удовольствие в императорских конюшнях. И лишь сегодня, беседуя со своими сослуживцами, узнал о постигшем меня позоре. Я сильно разгневался, опрокинул рабочий стол и, бросив свою должность, спустился на землю.
— Вы замечательно поступили, великий царь!— воскликнули в один голос обезьяны.— Разве можно променять трон правителя столь счастливой страны, как наша, на должность какого-то конюха!
— В таком случае, ребятки, приготовьте-ка поскорее вина, чтобы рассеять печаль вашего повелителя,— приказал Сунь У-кун.
И вот, в разгар веселья в пещеру вошел дежурный и доложил:
— Великий царь, у дверей ожидают два духа Единорога, они хотят видеть вас.
— Ну, что же, зови их сюда.
Духи оправили на себе одежду и, войдя в пещеру, пали ниц перед царем.
— По какому делу вы пожаловали ко мне?— молвил Прекрасный царь обезьян.
— Мы давно слышали о том, что вы принимаете в свое цар-
[81]
ство всех достойных,— отвечали духи,— но до сих пор у нас не было случая засвидетельствовать вам свое почтение. И вот, узнав о том, что вы получили назначение на небесах и с почетом вернулись, мы решили принести вам, великий царь, свои поздравления и в знак нашего уважения преподнести вам халат оранжевого цвета. Если же вы не сочтете унизительным принять к себе на службу нас, недостойных, то мы до конца дней своих будем служить вам верой и правдой.
Эти слова доставили большое удовольствие Царю обезьян. Он тут же облачился в оранжевый халат, а остальные обезьяны, сияя радостью, выстроились в ряды и воздали ему почести. Духам было присвоено звание военачальников передовых отрядов. Поблагодарив за оказанную им милость, духи принялись расспрашивать Сунь У-куна о том, долго ли он пробыл на небе и какую должность там занимал.
— Нефритовый император не ценит способных людей,— отвечал на это Царь обезьян.— Он назначил меня на должность какого-то бимавэня.
— Да разве можно с такими волшебными способностями, какими обладаете вы, великий царь, ухаживать за лошадьми?— воскликнули духи.— Неужели вы недостойны получить звание «Великого Мудреца, равного небу»?
Царь обезьян пришел в неописуемый восторг и стал радостно восклицать:
— Вот это чудесно! Замечательно!
Он тут же велел четырем военачальникам отдать приказ изготовить знамя с надписью из четырех больших иероглифов: «Великий Мудрец, равный небу», и вывесить его на большом бамбуковом шесте. Отныне все должны были называть его «Великим Мудрецом, равным небу», а не просто великим царем, как раньше. Он повелел оповестить об этом приказе всех демонов — властителей пещер. Однако распространяться об этом больше нет надобности.
На следующий день, когда у Нефритового императора происходил прием, небесный наставник подвел к трону начальника конюшен и его помощника, а те склонились перед императором.
— Разреши доложить тебе, великий государь, что вновь назначенный бимавэнем Сунь У-кун вчера покинул небесный дворец, так как считает для себя эту должность унизительной.
Как раз в этот момент к трону приблизился начальник охраны Южных небесных ворот в сопровождении стражников.
— По неизвестным причинам бимавэнь прошел через небесные ворота и удалился,— доложил он.
Тогда Нефритовый император повелел:
— Пусть небесные служители возвращаются к своим делам. Мы пошлем небесных воинов арестовать негодника.
Тут из толпы царедворцев выступил князь неба Вайсравана* со своим сыном Ночжа * и, приветствуя владыку неба, молвил:
[82]
— Великий государь! Хоть способности мои и невелики, но я просил бы послать меня с этим поручением.
Нефритовый император остался очень доволен, назначил Вайсравану главным командиром, сына его — Ночжа — помощником, велел им собрать войско и отправиться в поход.
Вайсравана и Ночжа пали ниц перед императором, поблагодарили его за оказанную честь и вернулись к себе во дворец, где собрали войско и назначили командиров. Передовым отрядом должно было командовать огромное божество. В арьергарде следовало войско под командой генерала Юйду, а Якша командовал резервом. Войско прошло через Южные небесные ворота и очень быстро достигло Горы цветов и плодов. Выбрав ровное место, воины расположились лагерем. Дух рек Цзюшшншэнь * должен был вызвать врага на бой. Он привел себя в боевую готовность и, размахивая огромными топорами, приблизился к Пещере водного занавеса. Там он увидел множество оборотней. Среди них были волки, тигры, шакалы и другие звери, которые с диким визгом и ревом прыгали и бегали, размахивая пиками и мечами. Они проводили учебный бой.
— Эй вы твари!— крикнул Дух рек.— Я прибыл сюда по приказанию Нефритового императора, чтобы усмирить бима-вэня. Немедленно доложите ему об этом и скажите, чтобы он сейчас же вышел сюда, не то я всех вас уничтожу.
С криком: «Беда пришла, беда пришла!» — оборотни стремглав бросились в пещеру.
— Какая там еще беда?— спросил их Царь обезьян.
— К пещере подошел какой-то небесный полководец и говорит, что прибыл сюда по повелению Нефритового императора, чтобы усмирить вас. Он требует, чтобы вы сейчас же вышли к нему и выразили свою покорность небу, иначе все мы поплатимся жизнью.
— Подать мне боевые доспехи!— приказал Царь обезьян. Ему принесли шлем из пурпурного золота и кольчугу из желтого золота, туфли для хождения по облакам и волшебный посох. Облачившись и взяв в руки посох, царь вывел всех своих воинов ц выстроил их в боевой порядок. Дух рек от удивления даже глаза раскрыл и не мог не согласиться с тем, что Царь обезьян действительно выглядел великолепно:
Кольчуга дивная была на нем,
Он в шлеме красовался золотом;
На посохе был обруч золотистый;
Звездой светился взор его лучистый.
Магические туфли на ногах
Носил он для хожденья в облаках;
А тело, подготовя к превращеныо,
Держал он непрерывно в напряженье.
Стояли брови у него торчком,
И в голосе был колокольный гром;
А уши у него до плеч свисали.
[83]
Он скалился— и зубы выступали.
Но бимавэнь, зубастый, остромордый,
Охвачен был одной мечтою гордой,
И целый день он помышлял о том,
Что будет Равным Небу мудрецом.
— Ничтожная обезьяна!—громко крикнул Дух рек Цзюй-линшэнь.— Ты что, не узнаешь меня?
— Ах ты несчастный дух!— крикнул в ответ Мудрец. — Мне никогда не приходилось встречать тебя. Ну-ка, говори живее, как тебя зовут?
— Да как ты смеешь, низкая обезьяна, притворяться, что не узнаешь меня,— крикнул Дух рек.— Я Цзюйлиншэнь — командир передового отряда небесного войска, которое по повелению Нефритового императора прибыло сюда под командованием князя неба Вайсраваны, чтобы усмирить тебя! Немедленно сложи оружие и сдавайся на милость неба, если не хочешь, чтобы все обитатели этих гор были уничтожены. Помни! При малейшем сопротивлении тебя сотрут в порошок!
Эти слова привели Царя обезьян в неописуемое бешенство.
— Ах ты, подлый дух! Перестань бахвалиться и спрячь свой длинный язык! Я мог бы прикончить тебя своим посохом, но не сделаю этого только потому, что мне некого будет отправить с донесением на небо. Сейчас же ступай к своему императору и передай ему мои слова. Он совершенно не ценит способных людей, если не нашел для меня лучшей должности, чем бимавэнь. Видишь, что написано на этом знамени? Так вот, если император согласен сохранить за мной это звание, я не стану с ним воевать, и тогда и на небе и на земле будет царить покой. Если же он не пожелает поступить подобным образом, я нанесу такой удар по его священному трону, что он свалится.
Цзюйлиншэнь взглянул в ту сторону, куда указывал Сунь У-кун, и увидел там развевающееся по ветру большое знамя с крупными иероглифами: «Великий Мудрец, равный небу». Тут Цзюйлиншэнь не выдержал и презрительно расхохотался.
— Какая дерзость! Значит, ты, ничтожная обезьяна, хочешь стать «Великим Мудрецом, равным небу», ну, так испробуй сначала моего топора!
С этими словами он взмахнул топором и нацелился прямо в голову Сунь У-куна. Но Царь обезьян увернулся и отразил удар. Между ними завязался жестокий бой.
«Посохом желаний»— назывался посох,
«Истины поборник»— топора названье.
И достойны оба встретиться друг с другом,
Началось в сраженье их соревнованье.
Дар свой чародейный скрыл один противник,
А другой хвалился волшебством могучим:
Дунув, мог он вызвать облака, туманы,
И, воздевши руки, пыль вздымал он тучей.
[84]
Постиженьем дао Цзюйлиншэнь был славен,
Сунь У-кун — искусством дивных превращений.
Был топор, как феникс средь цветов душистых,
Посох был драконом с красотой движений.
Цзюйлиншэня чтили всюду в Поднебесье,
Но его противник славился недаром:
В голову нацелясь, посохом вращал он,
Чтоб его обрушить бешеным ударом.
Наконец Цзюйлиншэнь понял, что ему не устоять. И в тот момент, когда Царь обезьян занес над его головой посох и Цзюйлиншэнь, чтобы отразить удар, поднял свой топор, раздался громкий треск, и рукоятка топора разлетелась надвое. Тут Цзюйлиншэнь бежал с поля боя.
— Эх ты щенок! — крикнул смеясь Царь обезьян.— Я пощажу твою жизнь! Беги быстрее и сообщи, что произошло!
Вернувшись в лагерь, Цзюйлиншэнь прошел прямо к Вайс-раване и, повалившись ему в ноги, задыхаясь, промолвил:
— Бимавэнь обладает столь чудодейственной силой, что я не смог одолеть его, потерпел поражение и вот явился к вам с повинной.
— Этот негодяй опозорил меня!— с негодованием закричал Вайсравана.— Выгнать его отсюда и отрубить ему голову!
Но в этот момент вперед выступил сын Вайсраваны — Ночжа и, низко поклонившись отцу, молвил:
— Не гневайся, отец! Помилуй на этот раз Цзюйлиншэня и разреши мне вступить в бой с обезьяной. Я сам хочу посмотреть, что за существо этот бимавэнь.
Вайсравана послушался совета сына, приказал Цзюйлиншэню вернуться в лагерь и ждать там окончательного решения. А Ночжа, надев на себя шлем и кольчугу, помчался из лагеря и сразу же очутился у Пещеры водного занавеса. Сунь У-кун как раз собирался отвести свои войска, как вдруг увидел Ночжа. Этот принц выглядел настоящим героем.
В косички часть волос заплетена,
Лишь темя закрывать она должна,
А волосы, что на затылке были,
Длиной до плеч ему не доходили.
Выл юноша и мудр, и даровит,
Имел прекрасный и изящный вид;
Открытым был, разумным и спокойным,
И сыном своего отца достойным.
Он праведностью славился своей;
Конечно, не походит на людей
Ведущий род от самого дракона,
И, с детства красотою одаренный,
Он отличался от детей земных
И существом не походил на них.
Шестью приемами он мог сражаться —
Оружье неба, может изменяться;
[85]
Указ же императорский гласил,
Чтоб он высокий чин в войсках носил —
«Помощника и друга полководца».
Так этот чудный юноша зовется.
— Ты откуда взялся?— выступив вперед, спросил его Сунь У-кун. И зачем ворвался к нам?
— Да ты, я вижу, и узнавать меня не желаешь, негодная обезьяна?—крикнул тот,—Я принц Ночжа, сын небесного князя Вайсраваны. По повелению Нефритового императора мы прибыли сюда схватить тебя.
— Вот что, князек!— рассмеялся Сунь У-кун.— У тебя молоко еще на губах не обсохло, да и пупок не совсем засох, а ты осмеливаешься разговаривать со мной таким тоном! Я сохраню тебе жизнь, но хочу, чтобы ты прочитал надпись на этом знамени. Передай Нефритовому императору: если он присвоит мне такое звание, я сам выражу ему покорность и ему незачем будет посылать сюда свои войска. Если же он не согласится выполнить мое желание, я разнесу его драгоценный Зал священного небосвода.
«Видно, эта подлая обезьяна в самом деле вообразила себя каким-то необычайным волшебником, раз посмела называться таким именем!»—подумал Ночжа, прочитав надпись на знамени. — Ну, держись! Придется тебе познакомиться с моим мечом,
— Смотри же!— крикнул Сунь У-кун.— Руби своим мечом, сколько хочешь! Я с места не двинусь.
Эти слова вывели Ночжа из себя.
— Изменись!— воскликнул он и тотчас же превратился в божество с тремя головами и шестью руками.
Ночжа был страшен. В каждой руке он держал оружие. Тут были и меч для казни чудовищ, и нож, и веревка, и пест для покорения, и разрисованный шар, и огненное колесо. С этим оружием принц ринулся вперед.
Сунь У-кун встревожился.
— А этот мальчишка кое-что умеет,— сказал он.— Смотри не зазнавайся! Сейчас я покажу тебе свое волшебство! Изменись!— раздался громкий голос Сунь У-куна.
И в тот же миг он превратился в существо с тремя головами и шестью руками. Затем он взмахнул своим жезлом с золотым обручем и в руках у него оказалось сразу три жезла. Сунь У-кун ринулся вперед, и вот между Царем обезьян и принцем завязался такой бой, что задрожала земля и покачнулись горы. Поистине это было замечательное сражение:
Был Ночжа шестирукий смел и рьян,
Соперник — Царь прекрасный обезьян;
Для одного — здесь с неба нисхожденье,
Чтоб данное исполнить порученье.
Другой же о себе настолько мнил,
Что небеса мятежно возмутил.
[86]
Был приготовлен острый меч для казни.
Никто не мог увидеть без боязни
То лезвие, что чудища разит,
Пред ним святой и демон задрожит.
Уже взвились удавом жадным путы,
Был волчьей мордой пест, смирявший смуты,
Вращенье посоха рождало блеск и жар,
И грозно перекатывался шар.
Три «Посоха желаний» вверх взлетали
И Мудреца надежно прикрывали.
Вничью кончалась схватка не одна,
И не была победа решена.
Ночжа не допускал и на мгновенье
Прекрасного сраженья прекращенье;
Он много раз оружье умножал,
По-разному врага он поражал,
Но Сунь У-куна это не страшило,
Смеялся он, сражаясь с новой силой:
Не посохом одним вооружен,—
Был в тысячи тот посох превращен.
И посохов теперь взметнулась стая,
Как молнии, по воздуху летая.
И повалились демоны в горах,
Скрыв головы, испытывая страх.
Властители пещер закрыли входы;
Перед Ночжа трепещет вся природа.
Когда ж оружье двух бойцов встречалось,
То грохотанье грома раздавалось,
Небесный вопль с одной шел стороны,
И люди были им потрясены;
С другой же стороны во вражьем стане
Взвивался стяг высокий, обезьяний,
И это было страшно для людей.
Так битва шла в жестокости своей:
Противники сражались, не робея,
Но кто из них сильнее, кто — слабее?
Принц Ночжа и Царь обезьян Сунь У-кун вихрем носились, пустив в ход все свое искусство. Они схватывались уже более тридцати раз. За это время принц успел приумножить свое оружие во много тысяч раз. То же самое проделал Сунь У-кун со своими посохами. Оружие их сверкало в воздухе, искры разлетались во все стороны; но все еще нельзя было сказать, кто из них победит.
Сунь У-кун был очень ловок и проворен. В разгар боя он выдернул у себя из шерсти волосок и крикнул: «Изменись!» В тот же миг волосок превратился в точную копию царя. И этот второй Сунь У-кун стал наступать на Ночжа спереди. Воспользовавшись этим, Сунь У-кун зашел позади Ночжа и, взмахнув своим жезлом, нанес ему сильный удар в левое плечо. В этот момент Ночжа собрался совершить какое-то магическое заклинание. Услышав позади свист посоха, он хотел уклониться от удара, однако не успел и, ощутив сильную боль, бросился бежать с поля боя. Ночжа потерпел поражение. Он снял с себя чары волшебства, принял свой обычный вид и вернулся в лагерь.
[87]
А надо вам сказать, что наблюдавший за ходом боя Вайсравана хотел уже послать войска на помощь сыну, как вдруг перед ним предстал принц Ночжа и, весь дрожа от страха, доложил:
— Венценосный отец мой! Этот бимавэнь—существо поистине необыкновенное! Даже я, твой сын, владея всевозможными волшебными приемами, не в состоянии был одолеть его. Он нанес мне поражение и ранил в плечо.
— Если этот мошенник обладает столь чудодейственной силой, то разве сможем мы усмирить его?!— воскликнул, окончательно растерявшись, Вайсравана.
— Около его пещеры на огромном шесте висит знамя с надписью: «Великий Мудрец, равный небу»,— продолжал Ночжа.— И вот он хвастается, что заставит Нефритового императора пожаловать ему это звание. Иначе он угрожает разнести Зал священного небосвода.
— Тогда лучше пока оставить его в покое,— заметил на это Вайсравана.—Вернемся на небо и обо всем доложим императору. А потом усилим небесные войска подкреплением и еще успеем окружить и захватить этого негодяя.
Мы не станем подробно рассказывать вам о том, как принц из-за боли в плече уже не мог сражаться и вместе со своим отцом вернулся на небо.
Когда Царь обезьян с победой возвратился к себе на гору, Демоны—правители семидесяти двух пещер и шесть его побратимов явились к нему с поздравлениями. По этому случаю в пещере обетованной земли был устроен великолепный пир. И вот на пиру Сунь У-кун обратился к своим побратимам:
— Поскольку отныне меня будут величать Великим Мудрецом, равным небу, вы все также должны называться великими мудрецами!
В ответ на это князь Демонов громко воскликнул:
— О! Это очень разумно, мудрый брат! Пусть теперь все называют меня «Великим Мудрецом, усмиряющим небо».
— А меня «Великим Мудрецом, будоражащим море»,— закричал демон Водяной дракон.
— А я буду «Мудрецом, вызывающим смуту на небе»,— предложил Дух грифа.
— А я—«Мудрецом, сдвигающим горы»,—промолвил Дух льва.
— Пусть зовут меня «Мудрецом, проникающим всюду ветром»,— заявил Дух обезьяны-макаки.
— А меня—«Мудрецом, изгоняющим священных духов»,— откликнулся Дух обезьяны.
Итак, каждый из шести названных братьев сам пожаловал себе звание; все они остались очень довольны друг другом, гуляли и веселились весь день и разошлись .только с наступлением вечера.
Между тем Вайсравана и принц Ночжа во главе своих отрядов
[88]
вернулись на небо, явились в Зал священного небосвода и доложили:
— По твоему приказу, наш повелитель, мы с войсками спустились на землю, чтобы усмирить бессмертного Сунь У-куна. Однако, вопреки нашим ожиданиям, его волшебные силы оказались настолько велики, что мы не смогли одолеть его. Поэтому покорнейше просим, ваше величество, дать нам еще подкрепление,— тогда мы уничтожим его.
— Как же так! Неужели какая-то ничтожная обезьяна обладает такими огромными силами, что для того, чтобы справиться с ней, нужно еще подкрепление?— молвил император.
В этот момент вперед выступил Ночжа.
— Великий государь!—сказал он.— Я совершил тяжкое преступление, но прошу смилостивиться надо мной. У этой дикой обезьяны есть железный посох, им-то она и поразила Цзюйлин-шэня, а затем ранила в плечо и меня. Около пещеры, в которой она живет, стоит бамбуковый шест, на котором висит знамя с иероглифами: «Великий Мудрец, равный небу». И вот она заявила, что если получит это звание, тогда незачем посылать войска, она сама придет сюда. В противном случае обезьяна грозит разрушить Зал священного небосвода.
— Как же смеет эта дикая обезьяна так нагло вести себя!— гневно воскликнул император и тут же приказал отправить войско уничтожить Сунь У-куна.
Но в этот момент из рядов придворных выступил вперед Дух Вечерней звезды и так сказал:
— Все это пока только разговоры. Никто не знает, на что способна эта обезьяна. Если снова послать войска для ее усмирения, то надо приготовиться к длительной и упорной борьбе, так как вряд ли удастся справиться с ней сразу. Уж лучше вы, великий государь, явите свое милосердие. Призовите эту обезьяну к себе и пожалуйте ей титул «Великого Мудреца, равного небу». Это можно сделать лишь для виду, не назначая обезьяну на сколько-нибудь важную должность с жалованьем.
— Я что-то не совсем понимаю, как можно иметь должность и не получать жалованья,— удивился император.
— Очень просто, обезьяна получит звание «Великого Мудреца, равного небу», но никакой официальной должности и жалованья иметь не будет,— ответил Дух Вечерней звезды.— Однако, находясь в Поднебесной, она отучится от своих порочных привычек и не станет вести себя так сумасбродно, как до сих пор. Тогда на небе и на земле воцарятся мир и спокойствие.
— Быть посему,— молвил император, выслушав Духа звезды и тут же велел приготовить указ, с которым приказал отправить Духа звезды.
И вот Дух снова вышел через Южные небесные ворота и направился прямо к Пещере водного занавеса. Однако теперь здесь все изменилось. Местность имела грозный вид. Каких только
[89]
чудовищ, свирепых, сильных, могущественных, здесь не было! Размахивая мечами и пиками, саблями и палицами, они с диким визгом скакали и носились. Увидев Духа, они сразу же ринулись на него.
— Эй вы, начальники!— обратился к ним Дух.— Доложите своему повелителю, что сюда со священным указом прибыл посланец небесного императора. Вашего царя приглашают прибыть в небесный дворец.
Чудовища тотчас же бросились докладывать.
— Возле пещеры- стоит какой-то старик,— сказали они.— Он говорит, что прибыл сюда с императорским указом, в котором вас приглашают в небесный дворец.
— Что ж, очень хорошо!— обрадовался Сунь У-кун.— Это, наверное, Дух Вечерней звезды. Он и в прошлый раз приходил приглашать меня на небо. Хотя мне и не дали достойного звания, но я не жалею, что побывал там. А сейчас он, вероятно, прибыл сюда с хорошими вестями.
И Сунь У-кун приказал своим командирам выстроить войска и встретить посланца с развернутыми знаменами и барабанным боем. Сам Мудрец облачился в оранжевый халат, надел шлем, кольчугу и туфли для хождения по облакам, поспешил во главе своих подданных навстречу посланцу и, низко склонившись перед ним, громко его приветствовал:
— Прошу вас, почтенный Дух, войти и извинить меня за то, что не успел встретить вас.
Быстрыми шагами Дух Вечерней звезды вошел в пещеру и, остановившись в центре, повернулся лицом к югу и провозгласил:
— Я должен сообщить тебе, Великий Мудрец, следующее: когда небесному императору доложили о том, что ты счел для себя оскорбительным то назначение, которое ты получил, и покинул конюшни, владыка сказал: «При прохождении службы обычно начинают с низких должностей и постепенно доходят до более высоких. Как же можно уже в самом начале выражать недовольство незначительной должностью?» После этого император отдал приказ Вайсраване и Ночжа спуститься на землю, чтобы усмирить тебя. Однако твоя волшебная сила победила их. Вернувшись на небо, они доложили о том, что ты требуешь для себя звания «Великого Мудреца, равного небу». Тогда против тебя снова хотели направить войска, и вот я, рискуя навлечь на себя гнев императора, предложил не отправлять против тебя войск, а присвоить тебе это звание. Император согласился, и сейчас я пришел за тобой.
— Премного благодарен вам за ваши хлопоты и заботу обо мне, как в прошлый раз, так и сейчас,— с улыбкой промолвил Сунь У-кун.— Не знаю только, есть ли на небе звание «Великий Мудрец, равный небу»?
— Я осмелился явиться сюда лишь после того, как уверился,
[90]
что звание это ты получишь,— отвечал Дух звезды.— Во всяком случае, что бы там ни произошло, всю вину я готов принять на себя.
Слова эти очень обрадовали Сунь У-куна. Он хотел было задержать Духа звезды, чтобы устроить в честь его пир, но тот отказался. Тогда они отправились на облаке к Южным небесным воротам и там прошли прямо в Зал священного небосвода. Склонившись перед императором, Дух звезды доложил:
— Ваше повеление выполнено: Сунь У-кун здесь.
— Подойди сюда,— приказал император Сунь У-куну.— Я провозглашаю тебя «Великим Мудрецом, равным небу». Звание это высокое, и я надеюсь, что отныне ты будешь вести себя рассудительно.
Царь обезьян остановился перед троном и громко приветствовал императора, выражая свою благодарность. После этого император приказал небесным служителям выстроить справа от персиковых садов управление Великого Мудреца, равного небу. В управлении учреждалось два департамента: один под названием «департамент тишины и спокойствия», другой — «департамент спокойных духов». Для ведения дел ему выделили целый штат небесных служащих. Затем император приказан Духу созвездия Удоу проводить Сунь У-куна в его помещение. Царю обезьян были пожалованы две меры вина и десять золотых цветов. При этом ему пожелали успокоить свое сердце, утвердиться в своих стремлениях и не допускать впредь безрассудных поступков.
Получив свое назначение, Сунь У-кун тотчас же отправился с Духом созвездия Удоу к себе. Здесь он откупорил вино и вместе со всеми распил его. После этого Дух созвездия вернулся во дворец. Добившись осуществления всех своих желаний, Сунь У-кун был безмерно счастлив и стал жить в свое удовольствие в небесных чертогах, не зная ни забот, ни печали. Поистине:
Бессмертный, в списки жизни занесенный
И времени уже не подчиненный,
И превращеньям не подвластен он…
Что для него круговорот времен!
О том же, что происходило в дальнейшем, вы можете узнать из следующей главы.
[91]
ГЛАВА ПЯТАЯ,
из которой вы узнаете о том, как Сунь У-кун расстроил Персиковый
пир и украл эликсир бессмертия, а также о том, как он учинил дебош
в небесных чертогах и небожители устроили поход против волшебной
обезьяны
По правде говоря, Мудрец, равный небу, был всего-навсего волшебной обезьяной. В чинах и званиях он совершенно не разбирался, деньги его тоже не прельщали и больше всего ему хотелось, чтобы имя его значилось в списках небожителей. Жил он во дворце, где к нему были приставлены чиновники двух департаментов. Три раза в день наш Мудрец принимал пищу, по ночам великолепно спал, не знал забот и наслаждался полной свободой.
Все свое время он употреблял на встречи с друзьями, прогулки во дворец и на завязывание знакомств с обитателями неба. Из всех небожителей он должен был с особым почтением относиться только к троице буддийского божества * и правителям четырех небес, называя буддийское божество «преподобным», а каждого правителя «ваше величество». С Духами же девяти планет, зенита и четырех стран света, двадцати восьми созвездий, четырех небесных правителей, двенадцати знаков зодиака и остальными обитателями звезд и Млечного Пути, Сунь У-кун обращался как равный с равными.
Свои прогулки Сунь У-кун совершал на облаках. Сегодня он отправлялся на восток, завтра держал путь на запад. В своих передвижениях он не ставил перед собой каких-нибудь определенных целей, а летел куда ему вздумается. Но вот однажды во время утреннего приема у императора из рядов придворных выступил бессмертный по имени Сюй Цзин-ян и, склонившись перед императором, молвил:
[92]
— Почтительно довожу до сведения вашего величества, что Великий Мудрец, равный небу, проводит время в безделье и праздности. Он со всеми перезнакомился, и сейчас все духи звезд, как высших, так и низших, стали его закадычными друзьями. Боюсь, как бы он не натворил беды. Не лучше ли дать ему какую-нибудь работу.
Император тут же велел привести Царя обезьян. Сунь У-кун явился в радостном настроении.
— Вы звали меня, ваше величество, конечно, для того, чтобы объявить мне о повышении или награде?
— Мы слышали,— отвечал император,— что у тебя нет сейчас подходящего дела и решили дать тебе работу. Отныне ты будешь охранять Персиковый сад*, надеюсь, что к своим новым обязанностям ты отнесешься с должным усердием.
Подобная милость доставила Великому Мудрецу огромное удовольствие. Он поблагодарил императора и, отдав ему почести, удалился. Горя нетерпением вступить в новую должность, Сунь У-кун поспешил в Персиковый сад. Но, когда он приблизился, Дух-сторож преградил ему дорогу.
— Куда вы направляетесь, Великий Мудрец?
— Нефритовый император повелел мне наблюдать за Персиковым садом, и вот я прибыл сюда, чтобы осмотреть мои новые владения.
Тогда Дух оказал Сунь У-куну все полагающиеся почести и позвал землекопов, водоносов, подметальщиков, чтобы представить их новому начальнику. Работники поклонились ему до земли, а потом провели в сад. Что за волшебная картина открылась перед глазами Сунь У-куна!
Качаются, блестят на солнце Деревьев стройные ряды, Одни — еще цветут прекрасно, А на других — висят плоды.
На кожицу плодов — узоры, Как на парчу, легко легли; Под тяжестью плодов созревших Склонились ветви до земли.
Но только раз в тысячелетье Деревья ведают расцвет, Для них значенья не имеют Ни миг, ни десять тысяч лет.
Созрев, плоды в румянце алом Казались от вина пьяны, На черенках еще висели Те, что остались зелены;
Под солнцем искрились янтарно, А у корней трава росла, И ни в какое время года Она увянуть не могла.
[93]
Везде встречались там беседки, Менялись радуги цвета, И поражала, ослепляла Неведомая красота.
Ведь не простой садовник смертный Творцом был этаких чудес: Сад посадила драгоценный Ван-му*— владычица небес.
— Сколько же здесь деревьев?— спросил Великий Мудрец.
— Деревьев здесь три тысячи шестьсот,— отвечал Дух.— В начале сада растут деревья с мелкими цветами и небольшими плодами, их всего тысяча двести. Плоды на них созревают раз в три тысячи лет. Тот, кто вкусит эти плоды, превращается в бессмертного, познавшего истину; тело его становится крепким и легким. В центре сада растет еще тысяча двести деревьев. Цветут они в несколько слоев и имеют сладкие плоды, которые созревают раз в шесть тысяч лет. Тот, кто отведает этих плодов, остается вечно юным; он может свободно подниматься на облаках и туманах. И в конце сада вы увидите еще тысячу двести деревьев. Плоды у них пурпурного цвета, с бледно-желтыми косточками. Созревают они раз в девять тысяч лет, и тот, кто отведает этих плодов, становится равным небу и земле, вечным, как солнце и луна.
Все, что услышал Сунь У-кун, привело его в восторг. Он сразу же проверил, в порядке ли деревья, пересчитал беседки, пагоды и павильоны, после чего вернулся в свой дворец. В дальнейшем раз в пять дней, а то и чаще Сунь У-кун, с удовольствием посещал сад. Теперь он уже не встречался со своими друзьями и не путешествовал.
Но вот однажды высоко на деревьях он заметил много спелых персиков. Ему захотелось отведать свежих плодов, но, как нарочно, его всегда сопровождал кто-нибудь из служителей — то Дух, то работники сада. В этот раз он решил во что бы то ни стало избавиться от своих провожатых.
— Вы можете идти,— сказал он им.— Я что-то устал и, пожалуй, отдохну немного здесь, в беседке.
Оставшись один, Царь обезьян сбросил одежду и, вскарабкавшись на дерево, принялся рвать самые крупные и спелые плоды. Когда персиков собралось очень много, он пристроился на ветвях и стал с наслаждением уплетать их. Вдоволь наевшись, Сунь У-кун спустился вниз, облачился в свои одежды, позвал свиту и торжественно вернулся в свои покои. Дня через три он снова нашел способ, чтобы полакомиться персиками.
Но вот однажды царица неба Ван-му задумала устроить Персиковый пир *. Для этого празднества были отведены драгоценные залы и Дворец нефритовой заводи. Царица приказала феям-служанкам — в красном, синем, черном, пурпурном, желтом и зеленом одеяниях — отправиться с корзинами в сад и собрать
[94]
там персиков. У ворот феи встретили Духа, служителей сада и чиновников двух департаментов.
— Царица Ван-му приказала нам собрать персиков для пира,— молвили феи.—Мы пришли сюда выполнить ее поручение.
— Придется вам обождать, волшебные красавицы,— отвечал им Дух.— Сейчас здесь не так, как в прошлом году. Нефритовый император назначил Великого Мудреца, равного небу, наблюдать за Персиковым садом. Мы должны доложить ему о вас, и если он разрешит, то откроем ворота.
— А где сейчас Великий Мудрец?—спросили феи.
— Он утомился и отдыхает в беседке.
— Ну так пойдите за ним. Нельзя нам здесь задерживаться. И вот они все вместе направились к беседке. Но там они нашли
лишь головной убор да одежду Великого Мудреца. Тщательные поиски оказались напрасными — Сунь У-куна нигде не было. А надо вам сказать, что, ускользнув от своих спутников, наш Мудрец съел несколько персиков и, превратившись в крохотного человечка, уснул под большим листом на верхушке дерева.
— Мы должны выполнить приказ царицы,— тревожились феи-служанки,—что будет, если вы не отыщете Великого Мудреца? Ведь не можем мы вернуться с пустыми руками!
— Ну что ж, волшебные красавицы, раз вы пришли сюда по высочайшему повелению,— сказал один из служителей Великого Мудреца,— мы не смеем задерживать вас. Наш Великий Мудрец в свободное время обычно совершает прогулки и, сейчас, возможно, отправился к кому-нибудь из своих друзей. Идите за персиками, а, когда он вернется, мы доложим о вас.
Феи-служанки так и сделали. В начале сада они собрали три корзины, потом столько же в центральной его части и затем пришли в конец сада. Но тут на деревьях почти ничего не было. Лишь на некоторых ветках можно было заметить несколько зеленых персиков. Все спелые плоды съел Царь обезьян. Долго искали феи-служанки и, наконец, на ветке, обращенной к югу, увидели один-единственный еще не дозревший персик. Фея в синем нагнула ветку, а фея в красном сорвала плод. Это была как раз та самая ветка, на которой спал превратившийся в крохотного человечка Великий Мудрец. Когда ветку отпустили и она взлетела вверх, Сунь У-кун от резкого толчка проснулся. Он тут же принял свой обычный вид и вытащил из уха посох с золотыми обручами. Помахав ею, он превратил ее в большой посох и закричал:
— Ах вы ведьмы, откуда вы явились? И как осмелились без разрешения срывать мои персики?!
Перепуганные .феи одна за другой упали на колени и взмолились:
— Не гневайтесь на нас, Великий Мудрец, мы вовсе не
[95]
ведьмы. Мы феи, нас послала сюда сама царица неба Ван-му и велела нам собрать волшебных персиков. Ведь скоро в Драгоценном зале будет Персиковый пир. Когда мы прибыли сюда, то встретили Духа-сторожа и другую вашу стражу. Они везде искали вас, но так и не нашли. А мы, боясь нарушить приказ царицы, не дождались вас и стали собирать персики. Умоляем вас простить нашу вину!
Выслушав их, Великий Мудрец сменил гнев на милость и молвил:
— Встаньте, красавицы, и скажите мне, кого позовут на Персиковый пир к царице Ван-му?
— По обычаю,— отвечали ему феи,— на пир приглашают Будду западного неба, Лоханей * бодисатв *, небожителей. Приходят также богиня южного полюса — Гуаньинь *, высокочтимый священный император Востока, бессмертные духи десяти материков и трех островов, Дух северного полюса, Великий Мудрец вселенной—с желтым рогом, божества всех частей света, духи восьми верхних пещер, духи трех небес, четыре небесных правителя, Дух Северной звезды Тай-и*, духи восьми верхних средних пещер Нефритового императора, духи моря и гор, духи восьми нижних пещер, Владыка Преисподней и те, что ведут счет всем живым существам. Ну и, конечно, все высокочтимые небожители дворцов и залов небесных чертогов.
— Ну, а меня пригласят на пир?— спросил улыбаясь Сунь У-кун.
— Об этом мы ничего не слышали,— отвечали ему феи.
— Ведь я Великий Мудрец, равный небу. Почему бы вашей царице не пригласить и меня на это торжество?
— Мы сказали вам лишь о том, как было раньше,— отвечали феи,— а кого пригласят на этот раз — не знаем.
— Да, это верно,— согласился Великий Мудрец,— и я на вас нисколько не сержусь. Побудьте здесь, а я обо всем узнаю.
О Прекрасный Мудрец! Он поднял руки, произнес заклинание и крикнул феям:
— Стойте на месте! Не шевелитесь!
И тотчас феи словно приросли к земле и застыли под деревьями, от испуга тараща друг на друга глаза. А Великий Мудрец в это время покинул сад, взобрался на облако и устремился во Дворец заводи зеленого нефрита. По дороге ему открылось удивительное зрелище.
До краев простор небесный Наполняли облака, Разноцветные качались, Прилетев издалека.
Вдруг журавль прекрасный, белый Громко крикнул с высоты, Пробудив в речных низинах Задремавшие цветы. .
[96]
А кругом необозримо Закипал листвы разлив. Появился дух бессмертный, Благороден и красив.
Танец радуги волшебной Свод небесный окружал. Списки точные бессмертных Босоногий дух держал.
В красоте, великолепье, Восходя в небесный мир, С этой книгой вечной жизни, Шел на Персиковый пир.
И вот, повстречавшись с Босоногим бессмертным, Великий Мудрец решил обмануть его и пробраться на Персиковый пир.
— Куда путь держите, почтенный Мудрец?— склонившись, спросил Сунь У-кун.
— Царица неба Ван-му зовет меня на Персиковый пир,— отвечал тот,— сейчас я туда и направляюсь.
— О, вы еще ничего не слышали,— промолвил Великий Мудрец:— Нефритовый император, зная, как быстро я передвигаюсь на облаках, послал меня предупредить всех гостей, чтобы они сперва посетили Дворец космического света, где начнется торжество, а затем уже отправлялись на пир.
По простоте душевной, бессмертный принял эту выдумку за истину, но все же заметил:
— Обычно торжество начиналось во Дворце заводи зеленого нефрита. Почему же сейчас все изменилось?
Но, несмотря на некоторое сомнение, он повернул свое облако и направился во Дворец космического света. А Великий Мудрец тем временем произнес заклинание, встряхнулся и в тот же миг принял вид Босоногого бессмертного. После этого он помчался ко Дворцу заводи зеленого нефрита и очень быстро достиг Башни сокровищ. Здесь Сунь У-кун остановил свое облако и потихоньку вошел внутрь. Что за картина представилась его глазам!
Дым благовонных свечей заполнял все пространство. И расходилась кругами волна аромата. Башня сокровищ энергией жизни лучилась, Мрамор террас был украшен резьбою богатой.
Как бы парили, спускаясь с небес на колонны, Фениксов пестро окрашенных изображенья. Девять престолов стояло,—над каждым был феникс, Радугой яркой блистало его оперенье.
На середине прекрасный престол возвышался; Радугой он отливал, золотой и точеной, А с потолка опускались цветы золотые, Словно жемчужные гроздья, свисали бутоны.
[97]
Тонкий рисунок сквозил на нефритовых вазах. Яства изысканны были, и редки, и странны: Феникса хрящ и отменная печень дракона, Лапа медведицы или губа обезьяны.
Были плоды неземной красоты ароматны; Свежестью яства пленяли и были приятны.
Все уже было приготовлено к пиру, но гости еще не собрались. Великий Мудрец никак не мог насмотреться на это великолепие. Вдруг в нос ему ударил аромат вина. Он обернулся и увидел, что справа, под балконом, у стены, несколько волшебных служителей приготовляют вино. Одни подносили барду, другие таскали воду, подростки подбрасывали щепки в огонь, мыли и вытирали чаны и кувшины. Готовое вино и всевозможные настойки издавали нежный аромат. У Великого Мудреца даже слюнки потекли и ему захотелось сейчас же отведать вина, но из-за служителей он не мог сделать этого. Тогда он решил пустить в ход волшебство. Выдернув у себя из шерсти несколько тоненьких волосков, он положил их в рот, разжевал на мелкие кусочки, выплюнул и громко произнес заклинание;
— Изменитесь!
В тот же миг волоски превратились в насекомых, от укусов которых люди засыпали. Они мгновенно облепили лица служителей. И что только с теми сталось! Руки их ослабли, голова опустилась, глаза сомкнулись. Забыв о своей работе, служители заснули. Тогда наш Мудрец выбрал самые лучшие яства и отправился под балкон. Здесь, переходя от кувшина к кувшину, наклоняя каждый чан с вином, Сунь У-кун напился допьяна.
Надо сказать, что он довольно долго наслаждался трапезой, но вдруг спохватился:
— Плохи мои дела! Скоро начнут собираться гости и тогда мне несдобровать. Они сразу схватят меня. Как же быть? Пожалуй, пока их еще нет, надо отправиться домой и выспаться хорошенько.
О прекрасный Великий Мудрец! Покачиваясь из стороны в сторону, совершенно пьяный, он побрел прочь. Он плохо понимал, что делает, и поэтому ничего нет удивительного в том, что сбился с дороги и вместо того, чтобы отправиться к себе домой, забрел во дворец Тушита*. Оглядевшись, он понял, куда попал, и удивился.
— Ведь дворец Тушита — заоблачное обиталище великого Тайшан Лао-цзюня — находится над тридцать третьим небом. Как же я мог спутать дорогу и очутиться здесь? А впрочем, все равно! Я давно хотел встретиться с этим почтенным старцем, но до сих пор не было подходящего случая. Раз уж я по ошибке попал сюда, пожалуй, будет неплохо, если познакомлюсь с ним.
[98]
И вот, приведя себя в порядок, Сунь У-кун вошел во дворец. Но ни самого Тайшан Лао-цзюня, ни других небожителей он там не увидел. А надо сказать, что в этот момент Тайшан Лао-цзюнь вместе с Буддой Прошлого Дипамкара находился на третьем ярусе верхнего помещения Небесной жемчужной террасы и вел беседу об Истине. Вокруг расположились слушатели—небесные отроки, военачальники, чиновники и служащие.
Тогда Сунь У-кун отправился в помещение, где изготовлялся эликсир бзссмертия, но и там никого не нашел. У очага он увидел жаровню, в ней горел огонь. Рядом стояло кувшинов пять, сделанных из тыквы и наполненных эликсиром бессмертия.
— О? Ведь это самое драгоценное сокровище бессмертных!—-с восторгом воскликнул Великий Мудрец.—С тех пор как я постиг учение о Великой Истине, мне удалось познать законы единства тождества внутреннего и внешнего. Еще тогда я хотел заняться изготовлением эликсира бессмертия, чтобы помочь людям. Но неожиданно мне пришлось вернуться домой и уже некогда было взяться за это дело. Но вот сегодня я случайно попал сюда, во дворец, и нашел эликсир бессмертия. Воспользуюсь тем, что здесь нет самого Тайшан Лао-цзюня, и отведаю этой божественной пищи.
С этими словами наш Мудрец взял тыкву, наклонил ее и съел все содержимое, словно жареные бобы. От эликсира Сунь У-кун стал приходить в себя и понял, что совершил преступление.
— Плохи мои дела!—воскликнул он.— Страшно даже подумать, что может получиться из всего этого! Если о моем поступке узнает Нефритовый император, я погиб! Бежать! Бежать сейчас же! Уж лучше быть правителем на земле!
Сунь У-кун покинул дворец Тушита, но побежал не обычным путем, а через Западные ворота неба. Здесь он произнес заклинание, стал невидимым и, взобравшись на облако, отправился на Гору цветов и плодов. Прибыв в свои владения, Сунь У-кун увидел множество знамен, перед ним засверкали пики и мечи. Оказалось, что как раз в этот момент его подданные—четыре военачальника и Духи—правители семидесяти двух пещер проводили военные занятия.
— Дети мои! Я снова вернулся к вам! —крикнул Великий Мудрец.
Все мигом побросали оружие и, склонившись перед Сунь У-куном, молвили:
— Великий Мудрец! Вы так беззаботны! Сколько времени прошло с тех пор как вы покинули нас! Вы совершенно забыли о своих подданных.
— Но ведь я совсем недавно, расстался с вами,— оправдывался Сунь У-кун.
[99]
Так, беседуя, они вошли в пещеру. Здесь военачальники распорядились привести все в порядок, тщательно убрали возвышение, на котором обычно восседал Сунь У-кун и, склонившись перед царем, стали спрашивать:
— Вы провели сто с лишним лет на небе. Что делали вы там все это время? И какое получили назначение?
— Почему сто с лишним лет! Мне кажется я пробыл там всего лишь полгода,— отвечал со смехом Сунь У-кун.
— Но ведь день на небе равен году на земле,— молвили в ответ военачальники.
— В этот раз мне удалось добиться милости Нефритового императора, — продолжал Сунь У-кун,— и он пожаловал мне титул Великого Мудреца, равного небу. Для меня выстроили дворец с двумя департаментами: один назывался «Департамент тишины и спокойствия», другой — «Департамент спокойных духов». При департаментах состоял целый штат служащих. Но потом император узнал, что я не у дел, и отдал в мое ведение Персиковый сад. И вот царица неба Ван-му задумала устроить Персиковый пир, а меня не позвала. Не дожидаясь приглашения, я сам отправился во Дворец заводи зеленого нефрита и тайком съел там все яства и выпил вино, которое было приготовлено для пира. Я сильно опьянел и, выйдя из Дворца заводи зеленого нефрита, по ошибке попал во владения великого Тайшан Лао-цзюня, где опустошил еще пять кувшинов с эликсиром бессмертия. Тут я решил, что за все это Нефритовый император непременно накажет меня, сейчас же покинул небо и вот, как видите, прибыл к вам.
Все радовались возвращению Сунь У-куна. Сейчас же появился большой чан с вином из кокосового ореха. Верноподданные собирались распить его в честь своего царя. Но Великий Мудрец отведал вина, скривился и воскликнул:
— Да это вино никуда не годится! Его просто невозможно пить!
— Конечно, после того как вы вкусили волшебного напитка и чудесных яств в небесных чертогах, вам уже не нравится вино из кокосового ореха,— почтительно молвили два военачальника.— Однако поговорка гласит: «Неважно, какое на вкус, а важно, что свое».
— А есть и другая,— добавил Сунь У-кун:— «Земляки всегда близкие люди». Кстати, сегодня утром, когда я был на небе и пировал внизу под галереей, то заметил там множество кувшинов, наполненных экстрактом из нефрита и рубина. Вам, я думаю, никогда в жизни еще не приходилось отведать подобного напитка. Я мигом слетаю на небо и добуду там несколько кувшинов для вас. Кто выпьет хоть полчащки этого вина, никогда не состарится и будет жить вечно.
Обезьяны пришли в восторг. А Великий Мудрец снова покинул пещеру, сделал магический прыжок, превратился в неви-
[100]
димку и тотчас же очутился на том месте, где должен был состояться Персиковый пир. Когда он вошел во Дворец заводи зеленого нефрита, служители, изготовлявшие вино, подносчики барды, водоносы, истопники все еще сладко похрапывали. Захватив два огромных кувшина под мышки и взяв в каждую руку еще по кувшину, Сунь У-кун благополучно покинул дворец, повернул свое облако и пустился в обратный путь. И вот в пещеру собрались все обезьяны на «пир с вином бессмертных». Каждой досталось по нескольку чашечек небесного напитка. Можете представить себе, какое поднялось веселье!
Однако оставим в покое подвыпивших обезьян и вернемся к феям-служанкам, которых, если вы помните, заколдовал Великий Мудрец. Весь день стояли они, не шелохнувшись, на месте и лишь к вечеру освободились от чар. Феи тут же подхватили свои цветные корзинки, помчались к царице неба Ван-му и доложили ей о том, как Великий Мудрец своим волшебством приковал их к месту. Вот почему они и запоздали.
— А сколько вы набрали персиков?— поинтересовалась царица.
— Две корзины маленьких персиков и три корзины средних,— отвечали феи.— Затем мы пошли в конец сада, но там не нашли ни одного. Вероятно, их тайком съел Великий Мудрец. Когда мы искали персики, вдруг показался он сам. Вид у него был очень свирепый, и он уж совсем было собрался нас бить, но потом спросил, кто приглашен на Персиковый пир. Мы рассказали ему, кого звали раньше в подобных случаях. Тогда он при помощи волшебства пригвоздил нас к месту, а сам куда-то исчез. Только сейчас нам удалось избавиться от его чар и вернуться.
Царица Ван-му тотчас же отправилась к Нефритовому императору и сообщила ему обо всем, что произошло. Не успела она закончить, как явилась толпа служителей, изготовлявших вино, и другие слуги, которые доложили императору о том, что в зале, отведенном для Персикового Пира, какой-то неизвестный учинил беспорядок. Он выпил весь экстракт из нефрита и рубина, а также съел все яства. В этот момент четыре небесных наставника доложили, что прибыл сам Тайшан Лао-цзюнь. Нефритовый император вместе с царицей неба Ван-му поспешил ему навстречу. Когда была закончена церемония приветствия, Лао-цзюнь обратился к императору:
— Позвольте доложить вашему величеству, что девять сортов эликсира бессмертия, которые я приготовил специально для пира, украл какой-то разбойник.
Такое сообщение не могло не встревожить императора.
В это время появился служащий из управления Великого Мудреца. Он доложил о том, что Сунь У-кун со вчерашнего дня не выполняет своих обязанностей, куда-то исчез и до сего времени еще не возвращался. Нефритовый император, давно уже питавший недоверие к Великому Мудрецу, еще больше убедился
[101]
в своей проницательности. Вдобавок ко всему, явился Босоногий бессмертный, который, склонившись перед императором, сообщил следующее:
— Получив приглашение царицы неба прибыть на пир, я отправился в путь и вчера повстречался с Великим Мудрецом, равным небу. Он сказал-мне, что по приказу вашего величества должен оповестить всех гостей о том, что в этот раз торжество начнется в Зале космического света. Ну, я и отправился туда. Однако, не обнаружив там вашей колесницы, поспешил сюда, во дворец.
Тут возмущение Нефритового императора достигло предела, и он воскликнул:
— Как смеет этот бездельник обманывать моих мудрых сановников, выдумывая, будто я просил его оповестить гостей? Сейчас же послать небесных инспекторов разыскать этого мошенника!
Инспекторы, не мешкая, произвели тщательное расследование, вернулись к императору и подробно обо всем доложили, подтвердив, что беспорядки в небесных чертогах действительно произведены Великим Мудрецом, равным небу.
Нефритовый император дал волю своему гневу. Он приказал четырем главным небесным князям, а также Князю неба Вайсра-ване и его сыну Ночжа взять с собой двадцать восемь военачальников дворцов, Духов девяти планет и военачальников двенадцати счастливых созвездий, пять Духов — распространителей учения Будды, четырех небесных стражей, Духов созвездий Востока и Запада, Духов Южной и Северной полярных звезд, Духов пяти священных гор и четырех больших рек, а такжеДухов всего небосвода и во главе стотысячного небесного войска выступить в поход. Император велел захватить восемнадцать заграждений и спуститься на землю, окружить Гору цветов и плодов, схватить и наказать преступника. Получив приказ, небесные полководцы тотчас же собрали войско и покинули небесные чертоги. Поистине поход этот являл собою величественное и грозное зрелище:
Сильный ветер клокотал и бился, Желтизной окрашивая небо, И туман клубился темно-красный, Нагоняя сумерки на землю. Только потому, что князь-волшебник Обманул на небе государя, Отдан был приказ сойти на землю Четверым небесным полководцам.
На землю были отправлены четыре главных небесных военачальника и пять Духов — распространителей учения Будды. В руках главных четырех небесных военачальников находилась вся власть. Пять Духов—распространителей учения Будды ведали передвижением войск. Вайсравана занимал командный пост, гроз-
[102]
ный Ночжа командовал передовыми отрядами. Князь тьмы Раху * был назначен главным инспектором, князь Кету * вздымался в арьергарде. Дух луны имел бодрый и воинственный вид, Дух солнца ярко освещал все вокруг. Духи пяти стихий горели желанием проявить свое геройство и отвагу, Духи девяти планет были рады возможности отличиться друг перед другом, Духи двенадцати счастливых созвездий ведали распределением времени. Все, как один, были отважны и сильны. С востока и запада следовали духи У-вэнь и пяти священных гор, следившие за боевым и моральным духом воинов, слева и справа—даосские духи тьмы и света Лю-дин и Лю-цзя. Священные драконы четырех рек, разделившись, контролировали верхнее и нижнее течение. Духи двадцати восьми планет следовали рядами один над другим. Четыре Духа восточных планет были назначены начальниками, а четыре Духа западных планет бурно проявляли свой боевой дух. Семь Духов северных созвездий показы» вали свои способности, семь Духов южных созвездий, потрясая пиками и размахивая мечами, проявляли божественную мощь. Приостановив облака и опустив туман, они спустились на землю и разбили лагерь перед Горой цветов и плодов. Стихи гласят:
Царь прекрасный .обезьяний,
Небом и землей рожденный,
Зная тайны превращенья,
Эликсир бессмертной жизни
И вино украл на небе;
У себя в пещере горной
Он устроил угощенье.
Но за то, что он нарушил Персиковый пир священный, Пренебрег порядком древним, Войск стотысячная сила, Под начальством полководцев И начальников небесных, Ту пещеру окружила.
И вот небесный князь Вайсравана отдал приказ разбить лагерь и окружить Гору цветов и плодов таким плотным кольцом, чтобы даже вода туда не проникала. Когда, наконец, устроили крепкий заслон и в восемнадцати местах на небе и на земле выставили заставы, вперед отправились Духи девяти планет. Они должны были вызвать Сунь У-куна на бой. Когда духи во главе отряда прибыли к пещере, то увидели множество обезьян самых различных возрастов, которые забавлялись и кувыркались.
— Эй вы оборотни!— крикнул начальник, Дух планеты.— Где ваш Великий Мудрец? Мы посланцы небесного войска, которое прибыло усмирить этого мятежника, Великого Мудреца. Скажите ему, чтобы он немедленно явился и выразил нам свое повиновение. Иначе все вы будете уничтожены!
Обезьяны опрометью бросились в пещеру с криком:
[103]
— Великий Мудрец! Беда пришла, беда! К пещере явились Духи девяти планет. Они говорят, что посланы сюда небом для того, чтобы вас привести в покорность.
А надо вам сказать, что Великий Мудрец в это время как раз веселился и распивал вино вместе с Духами —повелителями семидесяти двух пещер и четырьмя полководцами. Он пропустил мимо ушей слова своих подчиненных и, как бы невзначай, сказал:
— Раз есть вино, будем пить. Нам дела нет до того, что творится за дверьми нашего дома!
Однако не успел он договорить, как в пещеру снова вбежали его подчиненные.
— Эти страшные духи в бешенстве бранятся и рвутся в бой! — кричали они.
— А вы не обращайте на них внимания,— рассмеялся Великий Мудрец.— Лишь бы были вино и стихи, чтобы сделать радостным сегодняшний день, а за славой не гонитесь.
Тут в пещеру вбежала целая толпа обезьян.
— Повелитель! Ужасные духи сломали ворота и ворвались сюда,— сообщили они.
— Видно, эти негодяи совсем не знают приличий!— разгневанно крикнул Великий Мудрец.— Я не хотел связываться с ними, зачем же они сами лезут сюда и наносят мне оскорбление!
И он тут же приказал Единорогу — повелителю дьяволов, а также Духам — повелителям семидесяти двух пещер вступить в бой с врагом, сам же он вместе со своими четырьмя полководцами последовал за ними. Повелитель дьяволов немедленно отправился со своим войском вперед, но у железного моста дорогу им преградили Духи девяти планет. Вид у них был грозный. Повелитель дьяволов приготовился к бою, однако в этот момент на помощь ему подоспел Великий Мудрец.
— Прочь с дороги! — закричал он и несколько раз взмахнул своим посохом. Посох тотчас же удлинился до двух чжанов и стал в чашку толщиной. Тогда наш Мудрец начал орудовать им и пробивать себе дорогу. Ни один из девяти небесных духов не осмелился оказать ему сопротивление, все они отступили. Однако после того они все же выстроились в боевой порядок и предводитель их крикнул:
— Ах ты конюх несчастный! Глупая твоя голова! Каких только преступлений ты не совершил! Украл персики и вино! Расстроил Персиковый пир. Утащил эликсир бессмертия у Лао-цзюня! Унес божественное вино, чтобы наслаждаться им здесь! Неужели ты не понимаешь, что натворил?!
— Ну что ж, все это правильно! Все так и было! — рассмеялся Великий Мудрец.— Но что вы можете со мной сделать?!
— Мы получили приказ Нефритового императора прибыть сюда с войском и усмирить тебя,— отвечали ему Духи планет.—
[104]
Немедленно сдавайся, тогда мы сохраним жизнь всем этим существам. Если же будешь сопротивляться, разнесем всю вашу пещеру и сравняем эту гору свемлей.
Но Великий Мудрец с гневом крикнул: — Да как вы, презренные духи, посмели сказать мне все это?! Разве хватит у вас сил выполнить свою угрозу?! Ну, держитесь! Сейчас вы познакомитесь с моим посохом!
Все девять духов ринулись на Великого Мудреца, но Прекрасного Царя обезьян это ничуть не испугало. Размахивая своим посохом, он спокойно отражал сыпавшиеся на него со всех сторон удары. Наконец духи окончательно выбились из сил и, волоча за собой оружие, один за другим покинули поле боя. Потерпев поражение, они поспешили укрыться в своем лагере и, представ перед Вайсраваной, доложили:
— Этот Царь обезьян поистине отважный воин. Мы не могли одолеть его и отступили.
Тогда Вайсравана приказал вступить в бой четырем главным военачальникам и духам двадцати восьми звезд. Однако Великий Мудрец и на этот раз не испугался. Он вывел войска Единорога— повелителя дьяволов, Духов—повелителей семидесяти двух пещер и своих четырех полководцев и. расставил их перед пещерой в боевом порядке.
Невозможно описать, какая ожесточенная борьба началась между врагами, она могла повергнуть в трепет людей.
Холодный ветер завывал уныло, И землю тень туманная покрыла. Взвивался стяг на стороне одной, Напротив — копья высились стеной; Кипело море шлемов и сверкало. Казалось, небо музыкой звучало, И разносилась в воздухе игра Звенящего на солнце серебра. Подобно молнии взлетавший меч Одним ударом тучу мог рассечь, А демонов заостренные копья Туманные нанизывали хлопья. И плети с глазом тигра встали в ряд, Как в поле стебли конопли стоят. Из арбалетов пущенные стрелы Летели во враждебные пределы, И опереньем беркута была Оснащена крылатая стрела. Гадюками кончавшиеся пики В сердцах врагов рождали страх великий, А бронзовых мечей высокий лес, Казалось, подымался до небес. На этом необъятном поле брани Мудрец сражался «Посохом желаний», Желал он войско неба одолеть. Здесь птица не могла бы пролететь,— Настолько всюду стало в Поднебесной От схваток и ударов этих тесно. ,
[105]
Для всех был страшен бушевавший гнев: Спасались бегством тигры, оробев, И край нагорный волки покидали, Удары грома землю сотрясали. Пугал чертей и духов грозный звон, Казалось, грохот шел со всех сторон.
Бой завязался ранним утром и не утихал до захода солнца. Единорог— повелитель дьяволов и Духи—повелители семидесяти двух пещер попали в плен к небесным воинам. А четырем полководцам и обезьянам удалось бежать и скрыться в самых отдаленных уголках Пещеры водного занавеса. На поле боя остался только Великий Мудрец. Он один своим посохом сдерживал натиск четырех главных небесных военачальников, князя Вайсраваныи Ночжа, продолжая биться с ними даже в воздухе. Долго сражался наш Мудрец не на жизнь, а на смерть со своими врагами. Наконец он заметил, что становится уже поздно. Он вырвал у себя клок шерсти, пожевал ее и, выплюнув, крикнул:
— Изменись!
В тот же миг в воздухе появились тысячи таких же, как он Великих Мудрецов, с такими же посохами, украшенными золотыми наконечниками. Они отразили нападение Ночжа и нанесли поражение Духам пяти стран света.
Одержав победу, Великий Мудрец водворил вырванный клок шерсти на прежнее место и отправился в пещеру. Там, на железном мосту, с четырьмя полководцами во главе, его встретили остальные обезьяны, которые, смеясь и плача, кланялись своему повелителю.
— Почему, встречая меня, вы и смеетесь и плачете?—удивился Великий Мудрец.
— Плачем мы потому, что небесные воины захватили в плен Духов—повелителей семидесяти двух пещер и Единорога—повелителя дьяволов, и нам пришлось бежать, спасая свою жизнь. Ну, а смеемся мы, конечно, от радости: ведь вы вернулись с победой целым и невредимым.
— В военном деле победы и поражения часто сменяют друг друга,— молвил Великий Мудрец.— Ведь еще в старину говорили: «Уничтожение десятитысячного войска противника обходится в три тысячи жизней своих солдат». Нечего горевать! В плен попали начальники тигров, барсов, волков, оленей, лисиц и других животных, а из обезьян никто не пострадал. С помощью волшебства я заставил врагов отступить. Они наверное разобьют лагерь около нашей горы. Нужно быть начеку и беречь свои силы. На рассвете я пущу в ход все свое искусство, захвачу небесных полководцев и отомщу за наших пленников.
После этого четыре полководца и остальные обезьяны выпили по нескольку чашечек кокосового вина, улеглись спать, и в эту ночь ничего особенного больше не произошло.
[106]
Между тем, когда четыре небесных военачальника отвели свои войска, со всех сторон стали поступать донесения. Некоторые докладывали о том, что им удалось захватить тигров и барсов, другие сообщали, что захватили оленей, третьи — что лисиц и барсуков. Однако никому не удалось захватить хотя бы одну обезьяну.
Затем они сделали все так, как и предполагал Великий Мудрец: разбили лагерь, окружили его высоким частоколом, а после этого роздали награды тем, кто их заслужил. Войска расположились вокруг пещеры. Воинов, которые охраняли заслон в воздухе и на земле, предупредили о том, что по сигналу они должны будут тесным кольцом окружить Гору цветов и плодов. На рассвете предстоит решающий бой. Вот уж поистине:
Волненье в небесах Мятежно вызвал он, И будет он теперь Врагами окружен.
Однако о том, что произошло, когда наступил рассвет, вы узнаете из следующей главы.
[107]
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
повествующая, о том, как бодисатва Гуанъинь, прибыв на Персиковый
пир, узнала, что там произошло, а также о том, как Малый Мудрец
своим могуществом покорил Великого Мудреца
Мы не будем пока говорить вам о том, как небесное войско окружало Великого Мудреца в то время как он спокойно отдыхал у себя дома. Расскажем лучше, как всемилосердная и сострадательная, помогающая в горестях и бедствиях бодисатва Гуаньинь по приглашению царицы неба Ван-му прибыла с горы Путолоцзяшань из-за Южного моря, чтобы принять участие в великом Персиковом пире. Бодисатву сопровождал ее старший ученик Хуэй-ань.
Войдя во Дворец заводи зеленого нефрита, оба гостя увидели беспорядок. Там, правда, оказалось несколько бессмертных, но никто не занимал своих мест, все слонялись из угла в угол и что-то оживленно обсуждали. Обменявшись с Гуаньинь приветствием, бессмертные подробно рассказали ей обо всем, что здесь произошло.
— Что ж! Раз торжество не состоялось и обряд возлияния вина отменяется,— сказала она,— давайте вместе отправимся к Нефритовому императору.
Все охотно согласились с предложением бодисатвы и последовали за ней. У Дворца космического света они встретили четырех небесных наставников, Босоногого бессмертного и других гостей. Все они приветствовали бодисатву Гуаньинь и сообщили ей о том, что Нефритовый император очень обеспокоен и отправил небесное войско захватить чудовище, однако воины его до сих пор не вернулись.
— Мне бы очень хотелось повидать Нефритового императора,— промолвила тогда Гуаньинь,— и я прошу вас доложить ему о моем прибытии.
Небесный страж Цю Хун-цзи поспешил в Зал священного
[108]
небосвода, доложил о бодисатве императору и после этого пригласил ее войти. Рядом с императором в это время находился Тайшан Лао-цзюнь, а позади него — императрица неба Ван-му. Войдя в залу, бодисатва совершила перед Нефритовым, императором полагающиеся почести, а затем приветствовала Лао-цзюня и царицу Ван-му.
— Что же произошло с Персиковым пиром?—усевшись, спросила бодисатва.
— Каждый год мы проводим этот праздник в радости и веселье,— отвечал император.— Но на сей раз эта ужасная обезьяна перевернула все вверх дном. Нам очень неприятно, что понапрасну побеспокоили вас.
— А откуда взялась эта ужасная обезьяна?— поинтересовалась бодисатва.
— Она вылупилась из каменного яйца на Горе цветов и плодов в стране Аолайго, на материке Пурвавидеха. Из глаз ее исходило золотое сияние, озарившее даже небесные чертоги. Вначале ее появление не тревожило нас, но со временем эта обезьяна приобрела такую волшебную силу, что стала покорять драконов и тигров и осмелилась даже вычеркнуть себя из списков смертных. Об этом мне донесли Царь драконов и Князь смерти Яньван. Я тогда же хотел приказать, чтобы ее схватили и привели сюда, но Дух Вечерней звезды — Чангэн доложил о том, что все существа вселенной, имеющие девять отверстий, способны стать бессмертными. Тогда я послал за обезьяной своих мудрецов, призвал ее на небо и назначил в императорские конюшни на должность бимавэня. Однако подобное назначение показалось обезьяне недостойным ее, и она взбунтовалась. Чтобы усмирить ее, я отправил на землю Князя неба Вайсравану и его сына Ночжа. Таким образом мне еще раз удалось привести ее к послушанию. Я снова призвал ее к себе и дал ей звание Великого Мудреца, равного небу. Но это было одно только звание без официальной должности и жалованья. И вот, свободная от всяких обязанностей, обезьяна стала повсюду разгуливать. Опасаясь, как бы она снова чего-нибудь не натворила, я поручил ей ведать Персиковым садом. И тут-то, нарушив законы, она тайком съела все персики с самых больших и старых деревьев. На Персиковый пир мы решили ее не приглашать, поскольку она не состоит в списках официальных чиновников. Тогда она пошла на хитрость, обманула Босоногого бессмертного и, приняв его облик, проникла туда, где должен был состояться пир. Там она съела все яства, выпила все вино, выкрала у Тайшан Лао-цзюня эликсир бессмертия и, в довершение ко всему, унесла с собой все императорское вино и устроила на Горе цветов и плодов пир со своими подданными—обезьянами. Все это меня очень встревожило, и я решил отправить стотысячное небесное войско, окружить и поймать ее. Однако до сих пор мои воины не вернулись, и я не знаю, как обстоят у них дела.
[109]
Выслушав такое сообщение, бодисатва обратилась к своему ученику:
— Немедленно отправляйся к Горе цветов и плодов и разузнай, каков исход сражения. Если встретишься с врагом, прими бой и окажи небесным воинам помощь. Что бы ни случилось, непременно разузнай, что происходит у Горы цветов и плодов и возвращайся обратно.
Хуэй-ань, не мешкая, привел себя в порядок, взял железный посох и, оседлав облако, покинул небесные чертоги; вскоре он очутился у горы, которая представляла собой сплошную линию укреплений. У всех ворот были выставлены часовые. Укрепления образовали настолько плотное кольцо, что на гору невозможно было проникнуть. Хуэй-ань остановился и громко крикнул:
— Эй! Небесные воины, кто там из вас находится в лагере!’ Доложите о моем прибытии. Я — второй сын небесного князя Вайсраваны—Мокша* и первый ученик бодисатвы Гуаньинь — Хуэй-ань. Меня прислали узнать, как у вас тут обстоят дела.
Об этом немедленно передали в главный штаб и к воротам прибыли духи созвездий Овена, Козерога, Весов и Рака. Те в свою очередь известили о Хуэй-ане главное командование. Князь неба Вайсравана отдал приказ открыть ворота и впустить прибывшего.
На востоке уже забрезжил рассвет. Следуя за вестовым, Хуэй-ань вошел в шатер и склонился перед хранителями четырех стран и Князем неба Вайсраваной.
— Откуда ты, сын мой?— спросил его Вайсравана.
— Я сопровождал бодисатву на Персиковый пир,— молвил Хуэй-ань,— но вместо торжества бодисатва нашла полное запустение и необычную тишину во Дворце заводи зеленого нефрита. Тогда в сопровождении бессмертных, а также захватив меня с собой, она отправилась к Нефритовому императору. Император поведал ей о том, что вы, великий отец, отправились на землю усмирить волшебную обезьяну. Целый день ждали от вас вестей, однако напрасно. Тогда бодисатва приказала мне, вашему сыну» отправиться сюда и обо всем узнать.
— Мы прибыли к этой горе вчера и расположились здесь лагерем,— отвечал Вайсравана.—Я послал Духов девяти планет вызвать на бой этого мошенника. Но негодяй использовал волшебные чары, и Духи девяти планет, потерпев поражение, вернулись обратно. Тогда я сам повел свою армию. Мошенник этот тоже вывел свое войско и расставил его в боевой порядок. Все сто тысяч небесных воинов сражались с ним до самого вечера, однако он опять использовал колдовство и заставил нас отступить. При проверке пленных оказалось, что попались только тигры, волки, барсы и другие звери. Ни одной обезьяны среди пленников не было. Сегодня мы еще не вступали в бой.
[110]
Не успел он это сказать, как от главных ворот прибыли люди с донесением о том, что к воротам лагеря во главе множества обезьян прибыл Великий Мудрец и вызывает на бой. И вот, когда хранители четырех стран, Вайсравана и его сын совещались отом, как вывести войска и начать сражение, Мокша сказал:
— Князь — отец мой! Посылая меня на землю, бодисатва велела мне узнать обо всем, что здесь происходит. Кроме того, она сказала, что если я встречу врага, то должен помочь вам и принять участие в бою. Мне бы очень хотелось взглянуть на этого Великого Мудреца и посмотреть, что он собой представляет.
— Сын мой,—молвил Вайсравана.—Последние годы ты находился в обучении у бодисатвы и, несомненно, узнал, как применять некоторые способы магии. Не забудь сейчас о них, но действуй осторожно.
О, герой принц! Туго подпоясав свой расшитый халат и держа обеими руками посох, он выскочил из ворот лагеря и громко крикнул:
— Кто здесь Великий Мудрец?
— Это я,— отвечал Сунь У-кун.— А ты кто такой, что осмеливаешься мною интересоваться?— спросил он в свою очередь.
— Я —второй сын Небесного князя Вайсраваны—Мокша!— отвечал тот.— Первый ученик бодисатвы Гуаньинь и охранитель религии. Мое духовное имя — Хуэй-ань.
— Но ведь ты совершенствуешься в Южном море, зачем же пожаловал сюда?
— Меня прислал мой наставник узнать, каков исход боя. Но, увидев такого разбойника, как ты, я решил захватить тебя сам.
— Как ты смеешь столь заносчиво разговаривать со мной?!— воскликнул Великий Мудрец.— Вот я покажу тебе! Испробуй-ка вкус моего посоха!
Однако Мокша ничуть не испугался этой угрозы и с железным посохом в руках смело ринулся на своего противника. И вот на склоне горы, вблизи лагеря, между двумя достойными соперниками разыгрался невиданный бой.
Были посохи оружьем У того и у другого, Но из разного железа Этих посохов основа.
Завязалась здесь не битва Человеческого рода,— Сунь У-куна породила Силой дивною природа.
А противник — бодисатвы Ученик был несравненный, С посохом особой ковки, Чудодейственной, священной.
[111]
«Посохом желаний» — посох Суньукуновский назвали. Этим посохом когда-то Млечный Путь утрамбовали.
Все моря ему покорны И подвластны водоемы… Изменялись непрерывно Двух противников приемы.
Посох первого, как ветер, Налетал на поле брани, Промаха в бою не ведал Царь прекрасный обезьяний.
Угрожавшие удары Отражал он непрестанно; Подымались справа флаги, Слева — били в барабаны.
А небесных войск отряды Продолжали оцепленье, Обезьян они теснили, Отступавших к укрепленыо.
Но в чудовищном тумане Перепутались дороги. Дышат смертью и войною Все небесные чертоги..
Бой вчерашний показался Лишь игрой,— пустой, бесцельной, А сегодняшяя битва — Это ужас беспредельный.
Ведь способности у Мокши Необычны, без сомненья, Но бежал он, жизнь спасая, Из опасного сраженья.
Раз шестьдесят схватывались противники, наконец у Хуэй-аня от усталости онемели плечи, и он, не в силах дальше сопротивляться, лишь для виду помахивая оружием, бежал с поля боя. Великий Мудрец отвел своих воинов-обезьян к пещере отдыхать. Между тем небесные стражники князя Вайсраваны встретили принца и, распахнув перед ним ворота, провели его в центр лагеря. Представ перед хранителями четырех стран света, Вайсраваной и Ночжа, Хуэй-ань, едва переводя дух, заговорил:
— Это поистине Великий Мудрец; он проник в самые тайники волшебства. Я не мог с ним справиться и вынужден был покинуть поле боя.
Князь Вайсравана пришел в отчаяние и тут же приказал составить донесение на небо и просить о помощи. С донесением он отправил Князя демонов и принца Мокшу. Они немедленно покинули лагерь и, оседлав облака, полетели на небо.
[112]
Вскоре они прибыли во Дворец космического света, и четыре небесных наставника провели их в Зал священного небосвода, где посланцы передали донесение. Увидев бодисатву, Хуэй-ань отдал ей полагающиеся почести.
— Ну, как обстоят дела там, внизу?— спросила бодисатва.
— Выполняя ваш приказ,— отвечал Хуэй-ань,— я прибыл к Горе цветов и плодов и, приблизившись к линии укреплений, попросил, чтобы меня впустили. Там я встретился с отцом и рассказал ему, зачем вы послали меня на землю. Отец сообщил мне, что вчера в бою они захватили много вражеских воинов, но ни одна обезьяна не попала в плен. И вот в тот момент, когда он говорил со мной, доложили, что волшебник прибыл к лагерю и вызывает на бой. Я тут же вооружился железным посохом и стал с ним драться. После того как мы схватились раз шестьдесят, я понял, что не смогу одолеть его, покинул поле боя и удалился в лагерь. Вот почему отец решил послать Князя демонов и меня на небо с просьбой о помощи.
Выслушав это, бодисатва опустила голову и задумалась. Между. тем Нефритовый император распечатал донесение и, дойдя до того места, где излагалась просьба о помощи, иронически улыбаясь, сказал:
— Неужели эта волшебная обезьяна обладает такой магической силой, что осмелилась одна сопротивляться стотысячному небесному войску? Кого могу послать я на помощь самому Князю неба Вайсраване?
Только успел он произнести это, как Гуаньинь, сложив ладони, обратилась к нему
— Не печальтесь, ваше величество,— молвила она.— Разрешите только призвать одно божество; оно-то непременно победит обезьяну.
— Какое же это божество?— поинтересовался император.
— Ваш племянник — Высочайший Мудрец бессмертный Эр-лан, — отвечала бодисатва Гуаньинь.— Живет он у устья реки Гуаньцзян и наслаждается благовониями, которые возжигаются в честь его на земле. Еще в давние времена он сумел уничтожить шесть чудовищ. Есть у него еще братья с горы Мзй-шань и тысяча двести травяных божеств, обладающих великой чудодейственной силой. Но просьба на него не подействует, ему надо приказать, только тогда он послушается. Прикажите ему послать войска, и тогда с его помощью мы сможем захватить преступника.
Выслушав это, Нефритовый император тотчас же приказал заготовить указ и поручил Князю демонов Махабали доставить его по назначению. Князь демонов тотчас же взгромоздился на облако и направился к устью реки Гуаньцзян. Не прошло и часа, как он достиг храма Эрлана. Стоявшие у ворот на страже духи демонов поспешили доложить Эрлану о прибытии небесного посланца с рескриптом Нефритового императора. Эрлан
[113]
вместе со своими братьями поспешил навстречу гостю, возжег благовония и, распечатав рескрипт, прочел его. Рескрипт гласил:
«Великий Мудрец — волшебная обезьяна с Горы цветов и плодов творит бесчинства. Она осмелилась украсть в небесных чертогах волшебные персики, утащила вино и эликсир бессмертия, натворила много всяких бед в зале, где обычно устраивается Персиковый пир. За это мы выслали против нее стотысячное небесное войско и у Горы цветов и плодов возвели укрепления в виде восемнадцатиярусной сети; мы окружили Великого Мудреца со всех сторон, стремясь привести его к покорности, однако все понапрасну. Настоящим повелеваем тебе, мудрый племянник, вместе с твоими достойными помощниками отправиться к Горе цветов и плодов и оказать помощь в уничтожении преступника. В случае успешного завершения боя вы будете вознаграждены по заслугам и получите соответствующее повышение».
Прочитав рескрипт, бессмертный Эрлан остался доволен я молвил в ответ:
— Небесный посланец может передать императору, что мы тотчас же поведем свои войска и сделаем все, что в наших силах.
О том, как возвратился Князь демонов с докладом, мы говорить не будем.
Тем временем Эрлан вызвал всех своих сподвижников с горы Мэйшань: четырех правителей — Кана, Чжана, Яо и Ли — и двух полководцев—Го Шэна и Чжи Цзяня. Когда все собрались, Эрлан повел такую речь:
— Только что я получил приказ Нефритового императора идти к Горе цветов и плодов для усмирения волшебной обезьяны. Сейчас мы все вместе и отправимся туда.
Его сподвижники обрадовались возможности принять участие в походе и тут же собрали свои волшебные войска. У каждого на плече сидел сокол, за собой они вели собак, в руках несли самострелы. Подхваченные бешеным ветром, сподвижники вмиг пересекли Восточное море и очутились у Горы цветов и плодов. Тут они увидели, что укрепления плотным кольцом окружили гору, двигаться дальше было невозможно. Тогда они крикнули:
— Эй вы воины, охраняющие кордон, слушайте нас! Я бессмертный Эрлан прибыл в лагерь по приказу Нефритового императора, чтобы захватить обезьяну-волшебника. Живее открывайте нам ворота!
И волшебные воины один за другим вошли в лагерь. Хранители четырех стран света и Князь неба Вайсравана вышли им навстречу. После церемонии приветствий прибывшие поинтересовались боевыми успехами. Князь неба Вайсравана подробно рассказал о том, что случилось.
— Я прибыл сюда посостязаться с обезьяной в применении волшебных превращений,— сказал смеясь Эрлан, выслушав
[114]
Вайсравану.— Оставайтесь здесь, охраняйте кордон и не беспокойтесь о том, что будет происходить наверху. Если мне при* дется туго, вы можете не оказывать помощи. Меня поддержат мои воины. Если же я одержу верх, не спешите связывать преступника, так как с этим делом они тоже справятся. Все, о чем я хотел бы попросить вас, Князь неба, это находиться между небом и землей с «волшебным зеркалом», чтобы следить за действиями этого волшебника. Я боюсь, что в случае поражения он попытается улизнуть. Тогда, чтобы не дать ему возможности бежать, дайте мне сигнал этим зеркалом.
Небесный князь и все остальные заняли соответствующие места и расставили в боевом порядке небесные войска. А Эрлан во главе четырех правителей и двух полководцев покинул лагерь и отправился вызывать противника на бой. Всем командирам он строго-настрого приказал охранять лагерь и крепко держать на привязи соколов и собак. Духи с соломенными головами тоже получили соответствующие распоряжения.
Прибыв к Пещере водного занавеса, Эрлан увидел огромное количество обезьян, выстроенных в строгом боевом порядке, который формой своей походил на извивающегося дракона. В центре стоял огромный.шест со знаменем, на котором красовались четыре иероглифа: «Великий Мудрец, равный небу».
— Как же эта ничтожная обезьяна осмелилась назвать себя равной небу?— воскликнул Зрлан.
— Да не обращай ты на это внимания,— посоветовали ему названые братья.— Вызывай его на бой, и все.
Между тем, находившиеся возле лагеря обезьяны, завидев Эрлана, поспешили сообщить о нем своему царю. И вот Царь обезьян надел кольчугу из желтого золота, туфли для хождения по облакам, укрепил на голове золотой шлем и, схватив железный посох, ринулся из ворот. Оглядевшись, он увидел перед собой Эрлана. В своем роскошном одеянии он выглядел поистине великолепно:
Величье у него и обаянье, В глазах его лучистое сиянье. И уши длинные до плеч свисают, На шлеме перья феникса блистают. Халат, как пух гусенка, желтоватый;. Лук, словно месяц молодой, рогатый; Расшит богато пояс жемчугами; Дух держит пику с острыми зубцами; В два лезвия зубец наточен каждый; Он дивный подвиг совершил однажды: Гора Таошань, где мать была сокрыта, Волшебным топором была разбита, И Персиков разрушена «обитель»; И победил чудовищ небожитель, Двух фениксов убил из арбалета ,— И принесло ему известность это. Семи бессмертных на горе Мэйшани Он— родич, но на реку Возлияний
[115]
Ушел и связей не любил семейных, Знал тайны превращений чародейных, Святым он в Красном городе считался И мудрецом Эрланом назывался.
Увидев его, Великий Мудрец рассмеялся и, взмахнув своим железным посохом с золотым обручем, крикнул:
— Ты откуда взялся, ничтожный вояка?! Как осмелился прийти сюда и вызывать меня на бой?1
— Да никак у тебя в глазах зрачков нет, что ты не узнаешь меня?— отозвался Эрлан.— Я племянник Нефритового императора — Эрлан, мне пожаловано высокое звание Линь-сянь вана, и прибыл я сюда по высочайшему повелению, чтобы схватить тебя — жалкую обезьяну-конюха, нарушившего покой в не бесных чертогах. Неужели ты не понимаешь, что пробил твой последний час?
— Теперь как будто припоминаю, когда я был на небе, то слышал, что младшая сестра Нефритового императора полюбила простого смертного Янь Цзюня, сделалась его женой и родила сына, а сын этот топором расколол Персиковую гору. Так уж не ты ли это? Для начала следовало бы тебя хорошенько отругать, да ведь нет между нами вражды. Можно, конечно, вздуть тебя как следует, но ведь от моего удара ты, пожалуй, распрощаешься с жизнью. Вот что, барчонок, ступай-ка ты поскорее туда, откуда явился, и позови четырех небесных полководцев.
Выслушав это, Эрлан так и вскипел от гнева.
— Ах ты низкая обезьяна!— заорал он.— Не мешало бы тебе обращаться со мною немного повежливее. Ну-ка познакомься с моим мечом!
Однако в этот момент Великий Мудрец ловко уклонился от удара и, размахнувшись своим железным посохом, нанес ответный удар. И разгорелся сказочный бой между ними.
С одной стороны был великий Эрлан,
С другой — был прекраснейший Царь обезьян;
Один в самолюбии гордом своем
Не мыслил о том, чтоб считаться с врагом;
А Царь обезьян полководца не знал,
И в сердце вражды никакой не питал.
И каждый из них в состязанье вступил,
Не зная противника подлинных сил.
Вничью эти схватки кончались не раз,
Друг друга враги узнавали сейчас.
То «Посох желаний» летал, как дракон,
Метался, бросался по воздуху он;
Как феникс танцующий, пика была,
Взлетала она и остра и светла.
Вот слева удар отраженный отбит,
Вот справа противник в атаку летит,
Но сзади— защита, удар — лобовой,
И враг отвечает своей головой.
С одной стороны встали братья с Мэйшань
И ждут, не пора ли им ринуться в брань,
[116]
С другой стороны — полководцы Ма, Лю Готовят к сраженью дружину свою. И машут знаменами зря и не зря, Чтоб в битве вернее подбодрить царя; Там гонг боевой и звучал и крепчал, Чтоб дух подымался, не падал накал! Скрестились вплотную мечи у врагов, И каждый к продлению боя готов. Вот посох летит с ободком золотым, Победу неся превращеньем своим… Одно промедленье, неправильный ход,— И ждет пораженье, и все пропадет.
Уже более трехсот раз схватывались друг с другом чжэнь-цзюнь Эрлан и Великий Мудрец, однако все еще нельзя было сказать, кто из них победит. Вдруг Эрлан встряхнулся что было силы и, пустив в ход все свое волшебство, превратился в великана, став выше на десять тысяч чжанов. В каждой руке он держал по волшебному трезубцу с обоюдоострыми зубьями. Трезубцы эти походили на пики гор Хуашань1. Лицо у великана было синее, волосы ярко-рыжие, зубы безобразно торчали. Он был поистине страшен. Нацелившись, великан нанес Великому Мудрецу страшный удар. Однако Великий Мудрец тоже пустил в ход волшебство и в один миг превратился в точно такого же великана, как Эрлан. Он взмахнул своим железным посохом, который походил на огромный столб, вздымающийся к небу выше гор Куэнь-лунь, и отразил удар Эрлана.
Это зрелище повергло в такой трепет обезьян-военачальников Ма и Лю, что они даже перестали размахивать флагами. А полководцы Пэн и Ба от страха утратили способность владеть мечами. Военачальники Каи, Чжан, Яо, Ли, Го Шэнь, Чжи Цзянь отдали приказ вывести божества с головами растений, те бросились к Пещере водного занавеса и, выпустив соколов и собак, с натянутыми луками смело ринулись в бой. И, о ужас, они сразу же рассеяли войско четырех полководцев обезьян и захватили в плен почти три тысячи этих волшебных созданий. Несчастные, побросав оружие и снаряжение, с криком и визгом разбежались кто в горы, кто в пещеру, словно спящие птицы, вспугнутые кошкой. Однако, как одержали братья эту победу, мы рассказывать не будем.
Вер немея лучше к Эрлану и Великому Мудрецу. В тот момент, когда они, превратившись в чудовища, сражались друг с другом, Великий Мудрец заметил вдруг, что обезьяны, находившиеся в его лагере, в страхе разбегаются. Это встревожило его и, приняв свой обычный вид, наш Мудрец стремительно побежал прочь.
— Ты куда?— крикнул Эрлан, бросившись за ним вдогонку.— Сдавайся лучше, тогда я пощажу твою жизнь!
1 Горы Хуашань— одна из высочайших горных цепей Восточного Китая.
[117]
Однако у Великого Мудрена не было ни малейшего желания продолжать бой, и он улепетывал, что было мочи. Наконец он достиг пещеры, но тут дорогу ему преградили четыре давэя и два цзянцзюня* — сподвижники Эрлана.
— Ах ты наглая обезьяна,— закричали они,—куда бежишь?! Тут уж Великий Мудрец совсем растерялся. Он тотчас же
превратил свой посох в иглу, спрятал ее в ухо, а сам встряхнулся, сразу же превратился в воробья, взлетел и сел на ветку. Все шесть братьев метались из стороны в сторону, пытаясь найти его, но напрасно.
— Сбежала таки проклятая обезьяна! Сумела скрыться!— громко ругались они.
Пока они суетились и кричали, к месту происшествия прибыл Эрлан и крикнул:
— Братья! Я гонюсь за этим мошенником, не видели вы его?
— Да мы только было окружили его, а он куда-то скрылся,— отвечали те.
Эрлан округлил свои глаза, огляделся и увидел, что Великий Мудрец превратился в воробья и сидит на ветке. Тогда он отбросил свое волшебное копье и самострел, встряхнулся и, превратившись в коршуна, расправил крылья и ринулся на воробья. Тут Великий Мудрец мигом обернулся большим бакланом и взлетел в небо. Но Эрлан, расправив крылья, тут же превратился в огромного морского журавля и ринулся в погоню за своим противником. Однако Великий Мудрец устремился вниз и. превратившись в рыбу, нырнул в поток. Эрлан же, достигнув берега, не нашел следов Великого Мудреца и решил:
«Эта мерзкая обезьяна, превратившись в рыбу, ракушку или какую-нибудь водяную тварь, скрылась в воде, и, чтобы поймать ее, мне тоже придется принять другой вид».
Он превратился в баклана и стал плавать по поверхности воды, выжидая удобного момента. Между тем Великий Мудрец, превратившись в рыбу, плыл по течению, как вдруг увидел вверху птицу. Она напоминала коршуна, но оперение ее не было черным. Походила она также на цаплю, однако не имела хохолка. Ее можно было бы принять за журавля, если б ее лапы были красными. «Это Эрлан превратился в птицу и высматривает меня»,— подумал Великий Мудрец, быстро повернулся и, сделав круг, уплыл.,
Эрлан в это время раздумывал: «Рыба, метнувшаяся в омут, с виду похожа на карпа, однако хвост у нее не красный. Может быть это линь, но почему чешуя у него не разноцветная? Если это черная рыба, так отчего у нее на лбу нет звезды? А если это лещ, то почему на жабрах у него нет колючек? И отчего, завидев меня, она сейчас же повернула обратно? Вероятно, это обезьяна превратилась в рыбу». И Эрлан, раскрыв клюв, тотчас же ри-
1 Давэй, цзянцзюнь — воинские звания.
[118]
нулся в погоню. Однако Великий Мудрец выскользнул на берег, превратился в ужа и скрылся в траве. Эрлану так и не удалось схватить рыбу, но, заметив, что из воды выскользнула змея, он сообразил, что это Великий Мудрец, и моментально превратился в серого журавля с красным хохолком. Вытянув голову с острым, словно ножницы, клювом, Эрлан совсем уж было приготовился проглотить змею. Но она, подпрыгнув, неожиданно превратилась в пятнистую дрофу, одиноко и мрачно стоящую среди прибрежных зарослей.
Когда Эрлан увидел, что Великий Мудрец превратился в столь низкую тварь, а надо вам сказать, что среди птиц дрофа считается самой низкой и грязной, так как она сходится без разбору с любой птицей, которая попадается ей на пути: и с цаплей, и с фениксом, и с ястребом, и с вороном, то он не стал даже приближаться к нему, а, приняв свой первоначальный вид и взяв пращу, выстрелил в нее. Великий Мудрец даже перекувыркнулся.
Однако воспользовавшись этим, Великий Мудрец кубарем скатился с горы и превратился в кумирню бога земли. Его пасть стала входом в кумирню, зубы—створками дверей, язык—статуей бодисатвы, а глаза — круглыми окнами. Он не мог только придумать, что сделать с хвостом, но потом задрав его кверху, превратил в шест для флага.
Достигнув подножия горы, Эрлан не нашел здесь никакой дрофы и увидел лишь небольшую кумирню. Тщательно присмотревшись, он вдруг разглядел позади кумирни шест для флага и рассмеялся.
— Да ведь это же обезьяна! Она снова задумала провести меня. Много встречал я кумирен на своем веку, но никогда не видел, чтобы позади кумирни был шест для флага. Эта тварь снова проделывает всякие штуки, она хочет укусить меня и думает, что я подойду к ней. Так я тебе и подошел! Вот обожди! Выбью сначала кулаком окна, а потом ногой высажу двери!
Тут Великий Мудрец сильно струхнул: «Это уж, пожалуй, слишком!— подумал он.— Ведь двери это мои зубы, а окна — глаза. Что же будет, если он и в самом деле выбьет мне зубы и вышибет глаза».— И он, прыгнув словно тигр, исчез в небе.
Эрлана уже стала утомлять эта беспорядочная погоня, но в этот момент к нему на помощь подоспели его братья — четыре давэя и два цзянцзюня.
— Ну как, брат, поймал ты Великого Мудреца? — поинтересовались они.
— Эта обезьяна хотела надуть меня и превратилась в кумирню,— со смехом отвечал Эрлан.— И когда я уж совсем было собрался выбить окна и вышибить двери, она вдруг неожиданно сделала прыжок и исчезла. Это поистине странно!
Все были поражены и начали осматриваться по сторонам, но никаких следов Великого Мудреца так и не обнаружили.
[119]
— Вот что, братья,— сказал тогда чжэньцзюнь.— Сторожите его здесь, а я подымусь наверх.
С этими словами он резким прыжком вскочил на облако и поднялся вверх. На полпути он увидел вдруг Вайсравану с волшебным зеркалом в руках, а рядом с ним принца Ночжа.
— Князь неба,— обратился к нему чжэньцзюнь,— не встречался ли вам Царь обезьян?
— Здесь его еще не было,— отвечал Вайсравана.— Я слежу за ним в зеркало.
Чжэньцзюнь рассказал о битве, обо всех превращениях Великого Мудреца, о том, как захватили обезьян, и закончил:
— Под конец он превратился в кумирню, я хотел разнести ее, но не успел оглянуться, как кумирня исчезла.
Выслушав Эрлана, Вайсравана снова осветил все вокруг своим зеркалом и, расхохотавшись, сказал:
— Ну, чжэньцзюнь Эрлан, пошевеливайся быстрее! Обезьяна сделалась невидимой, удрала с поля боя и сейчас мчится к твоему обиталищу — реке Гуаньцзян.
Эрлан, не мешкая, схватил свою волшебную пику и ринулся в погоню.
Тем временем Великий Мудрец достиг реки и, встряхнувшись, принял облик Эрлана. Спустившись на облаке, он вошел во дворец. Духи, ничего не подозревая, земно кланялись и приветствовали своего господина. Усевшись посредине храма, Великий Мудрец стал рассматривать принесенные жертвоприношения и проверять, верно ли они записаны. Ли-ху принес в жертву обещанных животных х, Чжан-лун — обещанный узел с подношением, Чжао-цзя молил о ниспослании сына, а Цянь-бин — об исцелении от болезни. Вдруг Великий Мудрец услышал, как кто-то пришел и доложил:
— Еще один господин Эрлан пожаловал!
Духи поспешили взглянуть на прибывшего и пришли в неописуемое изумление.
— Не было ли здесь сейчас кого-нибудь, кто называет себя Великим Мудрецом, равным небу? — спросил Эрлан.
— Никакого Великого Мудреца мы не видели, но в храме находится еще один священный Эрлан, который проверяет запись жертвоприношений.
Услышав это, чжэньцзюнь ринулся в храм, но Великий Мудрец, увидев его, принял свой обычный вид и заявил:
— Господин Эрлан! Не шумите зря! Эта кумирня теперь уже принадлежит мне.
Тут Эрлан схватил свое волшебное копье с трезубцем и, размахнувшись им, ударил Великого Мудреца прямо по лицу. Царь обезьян применил прием, называемый шэн-фа, то есть броском в сторону избежал удара. Затем он выдернул из уха
1 Свинья, бык и баран.
[120]
иглу, помахал ею и, превратив ее в огромный посох, ринулся на противника. Завязалась борьба. С криками и бранью они вылетели из храма и, очутившись в облаках, продолжали бой. Так незаметно они снова очутились у Горы цветов и плодов, где переполошили четырех небесных военачальников и других обитателей горы, которым пришлось усилить оборону. Навстречу Эрлану вышли братья и объединенными силами стали со всех сторон наседать на прекрасную обезьяну. Однако говорить об этом мы пока не будем.
Передав приказ Эрлану и шести его братьям во главе войск отправиться для поимки Великого Мудреца, Князь демонов поспешил на небо с докладом о выполнении своей миссии. В это время Нефритовый император, бодисатва Гуаньинь, царица неба Ван-му, окруженные сонмом небесных сановников, находились в Зале священного небосвода и вели беседу.
— Сражаться отправился сам Эрлан, почему же нет никаких известий? — недоумевали они:—Ведь прошел уже целый день.
— Может быть, вы разрешите, ваше величество,— обратилась Гуаньинь к императору, почтительно сложив ладони рук,— мне вместе с патриархом выйти за Южные ворота неба и посмотреть, что там происходит.
— Что ж, в этом, пожалуй, есть смысл,— отвечал император. И в сопровождении пышного кортежа, вместе с патриархом, Гуаньинь, царицей неба Ван-му и сановниками направился к Южным воротам, где небесная стража поспешила распахнуть перед ним ворота. Взглянув вниз, они увидели огромный заслон— это было небесное войско. Вайсравана с принцем Ночжа находился в центре, между небом и землей, и держал в руках волшебное зеркало. А Эрлан с братьями окружили Великого Мудреца и, наседая на него со всех сторон, вели отчаянную борьбу.
‘— Ну как, права я была, когда посоветовала отправить сражаться Эрлана? — обращаясь к Лао-цзюню, спросила Гуаньинь.— Он поистине обладает волшебной силой. Правда, ему не удалось пока захватить Великого Мудреца, но он уже успел загнать его в ловушку. Вот погодите, сейчас с моей помощью он захватит его.
— Какое же оружие вы намерены использовать? — спросил Лао-цзюнь.
— Я брошу в голову этой обезьяне вазу с веткой ивы,— отвечала на это Гуаньинь.— Ваза не убьет обезьяну, а только свалит ее с ног, а Эрлан тем временем схватит ее.
— Да ведь ваза фарфоровая,— запротестовал Лао-цзюнь.— Хорошо, если вы попадете прямо в цель. А вдруг ваза пролетит мимо и ударится о Железный посох, ведь она разлетится на куски. Вы уж лучше погодите и дайте мне помочь ему.
— Ну, а вы чем хотите сразить обезьяну?— поинтересовалась Гуаньинь.
[121]
— Да у меня есть чем,— отвечал Лао-цзюнь и, взмахнув рукавом халата, с левой руки снял браслет.— Это оружие,— объяснил он,— сделано из сплава золота и стали, к которому добавлен эликсир бессмертия. Теперь браслет превратился в волшебное существо и легко перевоплощается. Он не боится ни огня, ни воды и обладает способностью охватывать любую вещь. Называется он «цзиньганчжу», или «цзиньгантао» 1. Еще в те годы, когда я выезжал за пределы Ханьгугуань* и призывал варваров к просвещению, этот браслет мне очень помог. Он всегда предохраняет от всякого рода опасностей. Дайте-ка я брошу его на эту обезьяну.
С этими словами он бросил браслет. Браслет полетел вниз словно блестящая струя, по направлению к Горе цветов и плодов и опустился прямо на голову Царя обезьян. Тот был всецело поглощен ожесточенной борьбой с наседавшими на него семью волшебниками и вовсе не ожидал, что с неба на него свалится подобное оружие. Не удержавшись на ногах, он свалился, но тотчас же вскочил и побежал. Однако вдогонку за ним пустилась собака Эрлана, она стала хватать его за икры, и он снова споткнулся и упал.
— Ах ты дьявол этакий!— громко ругал он собаку, растянувшись на земле.— Лучше б ты охраняла своего хозяина.
Он сделал резкое движение, желая перевернуться, но встать не мог. Семеро братьев крепко прижали его к земле, крепко скрутили веревками и переломали ему ключицу, чтобы он не смог уж больше менять своего вида. Между тем Лао-цзюнь забрал свой браслет и пригласил Нефритового императора, Гуаньинь и царицу Ван-му в Зал священного небосвода.
В это время четыре небесных военачальника, Вайсравана и остальные небесные полководцы отозвали свои войска, сняли ограждения и, окружив Маленького Мудреца — Эрлана, поздравляли его.
— Эта победа принадлежит вам,— говорили они.
— При чем тут я,— скромно отвечал Эрлан.— Захватить обезьяну удалось исключительно благодаря милостям неба и отваге небесного воинства,
— Не будем говорить об этом,— вмешались тут братья Эрлана.— Сейчас следует доставить этого молодчика на небо и получить указания от Нефритового императора, что с ним делать.
— Дорогие братья,— сказал на это чжэньцзюнь Эрлан,— вы не состоите в списках бессмертных и вам не положено лицезреть Нефритового императора. Пусть небесные войска доставят обезьяну на небо, а я вместе с Вайсраваной тоже отправлюсь туда, чтобы доложить о выполнении порученного нам дела и получить дальнейшие указания. Вы же обыщите здесь всю гору,
1 Браслет или кольцо из золота и стали.
[122]
а затем возвращайтесь к реке Гуаньцзян и ждите меня. Я представлю вас к награде и когда получу ее, то вернусь к вам, и мы все вместе отпразднуем нашу победу.
Братья согласились. А Эрлан вместе с остальными взобрался на облако и, распевая победные песни, отправился на небо. Вскоре они достигли Дворца космического света, где небесный наставник доложил:
— Четыре небесных военачальника и их войско захватили волшебную обезьяну — Великого Мудреца, равного небу, и прибыли сюда, чтобы выслушать ваши указания.
Нефритовый император тут же приказал Князю демонов Махабали и другим небесным воинам доставить пленника на эшафот и разрубить его на мелкие части. И увы!
За ложь и за мятежное восстанье Жестокое потерпит наказанье, А дух геройский будет осужден Молчать века и лучших ждать времен.
Но если вы хотите узнать, что же в конце концов произошло с Царем обезьян в дальнейшем, прошу вас выслушать следующую главу.
[123]
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
повествующая о том, как Великий Мудрец бежал из волшебной печи
и как горой Усиншань была придавлена бунтующая обезьяна
Богатство и славу, И происхожденье Судьба назначает Еще до рожденья.
Подобный порядок Извечно ведется, И люди не могут С законом бороться.
Так честность в той жизни Даст в нынешней славу, Заслужит возмездья Поступок лукавый.
Хоть ты и не терпишь Сейчас наказанья, Тебя не избавит Его опозданье.
И праведна кара И неотвратима. За что обезьяна Судьбою гонима?
За то, что в безумном Своем самомненье, Она безрассудна В делах и стремленье.
И мира порядок Она нарушала, И старших не чтила, Как чтут изначала.
[124]
И вот небесные воины подвели Великого Мудреца, равного небу, к эшафоту и привязали его к столбу. Они принялись рубить его мечами, рассекать топорами, колоть пиками и разрубать саблями. Однако Великий Мудрец остался цел и невредим. Тогда Дух звезды Южного полюса приказал Духу Огненной звезды напустить на него огонь. Однако и огонь не сжег Мудреца. Наконец духам Грома было приказано сразить Мудреца громом и молнией. Но все их старания оказались напрасными. Мудрец по-прежнему оставался невредим, ни один волос его не пострадал. Тогда Князь демонов Махабали, а за ним все остальные обратились к Нефритовому императору.
— Ваше величество,— молвили они.— Мы совершенно не понимаем, откуда удалось этому Мудрецу узнать подобные способы самозащиты. Ни меч, ни топор, ни гром, ни молния, ни огонь не берут его. Что же с ним делать?
— Да, он просто неуязвим и трудно даже сказать, как поступить с ним,— выслушав их, растерянно ответил Нефритовый император.
Но тут вперед выступил Лао-цзюнь и сказал:
— Эта обезьяна съела персики бессмертия, выпила небесное вино, а затем украла еще у меня пять бутылей эликсира бессмертия. Правда, не весь он был готов. Все это находится теперь у нее в желудке и при помощи огня Самади * расплавилось и превратилось в одно целое. Благодаря этому тело ее стало твердым, словно алмаз, и сейчас она неуязвима. Давайте отведем обезьяну ко мне, я помещу ее в волшебную печь, где алхимический огонь выплавит из нее эликсир бессмертия, тогда тело ее превратится в пепел.
Выслушав Лао-цзюня, Нефритовый император приказал воинам передать ему Мудреца. Приказание его было выполнено, и Лао-цзюнь отправился выполнять распоряжение императора. После этого Эрлана занесли в списки бессмертных и наградили сотней золотых цветов, сотней кувшинов небесного вина, сотней шариков эликсира бессмертия, а также несметным количеством драгоценных камней, жемчуга, шелка, парчи, которые он должен был разделить между братьями. Поблагодарив императора за оказанные милости, Эрлан отправился к реке Гуаньцзян, однако говорить об этом мы не будем.
Между тем Лао-цзюнь вернулся во дворец Тушита, освободил Великого Мудреца от веревок, вытащил клинок, который был воткнут в ключицу Мудреца, и втолкнул пленника в волшебную печь. Затем он приказал приелуживавшим у печи работникам и поддерживавшим огонь подросткам раздуть сильное пламя и приступить к расплавливанию.
Надо вам сказать, что очаг этот был разделен на восемь частей, каждая из которых представляла одну из восьми триграмм: цянь, кань, гзнь, чжэнь, сюнь, ли, кунь, дуй — соответственно означающих: небо, воды, горы, гром, ветер, сияние, земля,
[125]
разлив. И вот изо всех сил пытавшегося освободиться, извивающегося Мудреца втолкнул и в часть очага именуемую «сюнь»— ветер. От ветра огонь тотчас погас, но зато повалил такой дым, что глаза у Мудреца стали красными от боли. Эта болезнь осталась у него навсегда, вот почему его и стали впоследствии называть «Огненные глаза».
Время быстро летело, прошло уже семь раз по семь дней, и вот наступил наконец сорок девятый день, в который должен был завершиться процесс алхимии. Когда Лао-цзюнь подошел к волшебной печи, чтобы достать из нее эликсир жизни, Великий Мудрец так сильно тер глаза, что из них даже потекли слезы. Услышав, что с очага сняли крышку, он широко раскрыл глаза. Но свет причинил ему сильную боль. Не в силах вынести ее, он выпрямился и тотчас же с шумом выпрыгнул из печи. На ходу он перевернул волшебную печь и бросился бежать. Находившаяся у печи охрана — служители и истопники — пустилась было за ним вдогонку, но он всех разбросал. В этот момент он походил на дракона, белолобого тигра или же взбесившегося единорога. Лао-цзюнь бросился вперед и хотел сам схватить его, но Великий Мудрец так швырнул его, что тот полетел вверх тормашками и бежал, спасая свою жизнь.
Тогда Сунь У-кун вынул из-за уха свой посох желаний и помахал им по ветру. Посох тотчас же стал толщиной в чашку и увеличился во много раз. Тут Сунь У-кун схватил его и стал громить в небесных чертогах все, что попадалось ему под руку. Он производил разрушения с такой яростью, что Духи девяти светил поспешили закрыть свои двери, а четыре небесных военачальника бесследно исчезли. Громадной силе, которую на сей раз проявила прекрасная обезьяна, посвящены даже стихи, которые гласят:
Строенье тела обезьяны Закон небес определил. Пройдя сквозь тысячи мучений, Мудрец все тот же, что и был.
Он все такой, каким природа Его когда-то создала, И ни в одной печи горящей Не мог бы ои сгореть дотла.
Не ртуть, не медь здесь расплавляли Сжигали с грозным торжеством Того, кто был рожден священным, Был настоящим божеством.
И, проходя все превращенья, Он жизни длил круговорот, Трех драгоценностей буддизма Еще не принимал в расчет.
[126]
Есть другие стихи, которые гласят:
До краев проник вселенной Самый малый луч священный; Так и посох чудотворный: Он, хозяину покорный, Был прямым и поперечным, Был коротким, бесконечным, Был способен к расширеныо И к такому ж сокращенью.
И далее:
Был в этом теле обезьяньем Дух человечий заключен, А если этот дух разумен, То, значит, мыслить может он.
Мудрец Великий, равный небу, Наименован так не зря, Не зря назначен бимавэнем — Великим конюшим царя.
Бег мысли в нем не прекращался— Таков коня упорный бег, А в сердце вечную тревогу Нес обезьяно-человек.
Но эти мысли и стремленья Связаться накрепко должны, И власти одного закона Все существа подчинены.
Царь обезьян уничтожал всех без разбора. Он наносил удары во все стороны, и никто не осмелился бы остановить его. Однако, когда он уже пробился в Зал космического света и очутился перед Залом священного небосвода, тут, к счастью, оказался помощник начальника охраны Ван Лин-гуань, который как раз ведал этим залом. Увидев Великого Мудреца, Ван Лин-гуань, подняв металлическую плетку, преградил ему дорогу.
— Ты куда лезешь, проклятая обезьяна!— закричал он.— Разве не видишь, кто перед тобой? Оставь свои сумасбродные выходки!
Однако Великий Мудрец не пожелал даже разговаривать с Ван Лин-гуанем и бросился на него со своим посохом. Но Ван Лин-гуань тоже взмахнул хлыстом и ринулся навстречу противнику. И вот перед Залом священного небосвода между ними завязалась ожесточенная борьба.
Верностью, храбростью, славой Ван Лин-гуань был веник; Царь обезьян святотатством Лишь поношенья достиг.
Два храбреца и героя Силой равняться могли, Встретились в схватке жестокой Дети небес и земли.
[127]
Посох был страшен; сверкала
Молниевидная плеть; Ван Лин-гуань обезьяны Больше не мог потерпеть.
Был он Тай-и — громовержцем, Славой он был осиян, Враг же его назывался Славным Царем обезьян.
Посох и плеть золотая Были оружьем святым, Силу они проявляли, Втайне присущую им.
Бой завязался у входа В дышащий святостью зал; Каждый из этих героев Только любовь вызывал.
Не было личной корысти В пламенном гневе сердец, Только мятежник стремился Взять многозвездный дворец.
Вышел другой на защиту Светлых владений небес. Было еще неизвестно, Чей в этот день перевес.
Посох и плеть золотые Так и взлетали в бою; Страха не знали герои, Честь защищая свою.
Долго боролись они, но одолеть друг друга не могли. Тогда начальник охраны послал своего помощника во Дворец грома и призвал тридцать шесть полководцев. Они плотным кольцом окружили Великого Мудреца. У каждого в руках было грозное оружие. Однако и это нисколько не испугало мятежника. Вращая в воздухе свой посох, он, как ни в чем не бывало, отражал сыпавшиеся на него со всех сторон удары. Кольцо из мечей, копей, пик, хлыстов, топоров, крючьев, серпов, бунчуков и другого оружия сжималось все теснее и теснее. Наконец Великий Мудрец встряхнулся и тут же превратился в чудовище с тремя головами и шестью руками. Затем он взмахнул несколько раз посохом, и из одного посоха стало три. Взяв каждый посох двумя руками, он стал вращать ими так быстро, что, казалось, вертится колесо прялки. Ни один из полководцев Грома не смел даже приблизиться к нему. Поистине это было так:
Посох, в воздухе вращаясь, Создавал круги блистанья. Мир извечно существует, Но откуда эти знанья?
[128]
Мудреца вода и пламя Погубить бы не сумели, И мечи и алебарды Повредить ему не смели.
Мог быть злым, а мог быть добрым, Доброе творить и злое. Человек, творящий благо, Входит Буддой в мир покоя.
Как чудовище с рогами, Будет зло творящий — гадок. Обезьяний царь устроил В самом небе беспорядок.
Проходил он превращенья, И являлся по-другому, Отступал пред ним бессильно Даже Бог великий грома.
Итак, полководцы Грома, окружив Великого Мудреца, все же не могли приблизиться к нему. Наконец весь этот шум достиг ушей Нефритового императора и встревожил его. Он тут же приказал послать двух чиновников в страну Запада и просить там Будду усмирить мятежника. Получив распоряжение, посланцы тотчас же очутились перед обиталищем Будды — храмом Раскатов грома. Они поклонились божествам-хранителям и восьми бодисатвам, а затем стали просить их как можно скорее доложить об их прибытии. И вот все небожители предстали перед троном Будды. Услыхав о прибытии посланцев, Будда велел привести их к нему. Посланцы совершили по три поклона и встали перед троном.
— Что случилось? Почему Нефритовый император потревожил вас и послал сюда?— спросил их Будда.
Посланцы рассказали, что в один прекрасный день на Горе цветов и плодов родилась обезьяна. Каким-то образом ей удалось собрать вокруг себя других обезьян, и она стала чинить в мире беспорядки. Тогда Нефритовый император призвал обезьяну к себе и, чтобы умиротворить ее, назначил на должность бимавэня. Однако должность эта показалась обезьяне унизительной, и она вернулась на землю. Для поимки ее были посланы Князь неба Вайсравана с сыном — принцем Ночжа, но схватить обезьяну не удалось. Тогда решили обойтись с ней мирным путем и присвоили ей титул Великого Мудреца, равного небу. Вначале у него был только этот титул, но через некоторое время Мудреца назначили ведать Персиковым садом. И вот тут-то он украл персики, а затем отправился во Дворец нефритовой заводи, где тайком поел приготовленные для пира яства, выпил вино,— в общем, расстроил намеченный банкет. Опьянев, он отправился во дворец Тушита, выкрал там изготовленный Лао-цзюнем эликсир бессмертия и после этого покинул небесные
[129]
чертоги. Тогда Нефритовый император отправил стотысячное небесное войско, чтобы схватить мятежника, но и это не удалось. Тут бодисатва Гуаньинь призвала Эрлана, который вместе со своими братьями вступил с мятежником в смертельный бой. Но мятежник при помощи волшебства много раз изменял свой вид. И лишь благодаря Лао-цзюню, который набросил свой золотой браслет на смутьяна, Эрлану удалось его захватить и доставить Нефритовому императору. Император повелел немедленно казнить мятежника. Обезьяну кололи мечами, рубили топорами, жгли в огне, поражали громом, но все это не причинило ей ни малейшего вреда. Тогда Лао-цзюнь предложил расплавить мятежника в своей печи. Но когда через сорок девять дней волшебную печь открыли, смутьян выскочил, расшвырял небесных воинов и проник в Зал космического света. Но перед Залом священного небосвода помощник начальника охраны Ван Лин-гуань задержал его. Тут между ними начался ожесточенный бой. Через некоторое время были вызваны еще тридцать шесть божеств Грома, они плотным кольцом окружили смутьяна, однако приблизиться к нему никак не могли. Положение создалось угрожающее. Поэтому Нефритовый император и решил обратиться к вам с просьбой о помощи. . Выслушав их, Будда обратился к окружавшим его бодисатвам с такими словами:
— Вы оставайтесь здесь, в храме, и не нарушайте установленных молений. А я, как только усмирю это чудовище, сейчас же вернусь.
Затем Будда подозвал своих учеников Ананда и Касьяпу и велел им сопровождать его. Покинув свое обиталище, все трое сразу же очутились перед Залом священного небосвода. Здесь среди невообразимого шума и грохота тридцать шесть божеств Грома старались окружить Великого Мудреца. Будда тут же приказал божествам Грома прекратить сражение и покинуть поле боя, а Великому Мудрецу велел приблизиться, чтобы узнать, какими волшебными силами тот обладает. Когда божества Грома удалились, Великий Мудрец принял свой обычный вид и, выступив вперед, надменно крикнул:
— Ты что за птица такая, что смеешь мешать нашему бою и учинять мне допрос?!
— Я Сакья-муни из рая Западного мира,— с улыбкой отвечал Будда.—Недавно я прослышал, что ты творишь безобразия и уже не раз восставал против небесных чертогов. Откуда же ты явился, когда постиг Учение, и почему творишь подобные безобразия?
— На это Великий Мудрец ответил так:
Землей и небом порожденный, С Горы цветов я и плодов, Ученьем тайным просвещенный, Я не жалел своих трудов.
[130]
Я Царь почтенный обезьяний, И наконец бессмертным стал, Мир человеческих страданий Ничтожен для меня и мал.
В Пещере занавеси водной Я знал одни свои дела, Теперь волшебник я свободный, Мне силы магия дала.
Я обучился превращеныо, Во все я превращаться смог, Во мне — великое стремленье Небесный захватить чертог.
О, разве должен непременно Властитель прежний им владеть! Земным правителям есть смена, Черед уйти и умереть.
Сильнейшему — почет и слава, И он уступит мне дворец. Один герой имеет право На первенство и на венец.
Выслушав все это, Будда холодно усмехнулся.
— Ведь ты всего лишь обезьяна,— молвил он.— Как же смеешь ты даже мыслить о том, чтобы захватить трон Нефрито-вого императора? Он занимался самоусовершенствованием с самого раннего возраста, упорно работая над собой в течение тысячи семисот пятидесяти калп, а каждая калпа составляет сто двадцать девять тысяч шестьсот лет. Ты только подумай, сколько нужно времени, чтобы достичь столь глубокой мудрости! Как же ты, животное, впервые появившееся в мире в образе человека, осмеливаешься так бахвалиться?! Это недостойно сына человека. Я лишаю тебя долголетия. Смирись и больше не твори подобных глупостей. Если же ты совершишь еще какое-нибудь злодеяние, то немедленно поплатишься за это и умрешь. А на сей раз я буду снисходителен и сохраню тебе жизнь.
— Пусть даже он и начал свое самоусовершенствование с юных лет,— сказал Великий Мудрец,— но это вовсе не значит, что он должен оставаться здесь навсегда. Ведь не зря же существует поговорка: «Сегодня император он, а завтра — я». Прикажи ему убраться отсюда и уступить небесные чертоги мне. На этом мы и покончим. Если же он не согласится, я буду действовать, как и прежде, и в небесных чертогах никогда не на* ступит покой.
— Какими же волшебными силами, кроме уменья превращаться, ты обладаешь, что осмеливаешься говорить о захвате небесных чертогов?—спросил Будда.
— О, я многое постиг,— отвечал Великий Мудрец.—- Я обладаю способом семидесяти двух превращений. Мне известен секрет вечной юности и бессмертия. Я могу совершать прыжок
[131]
на расстояние сто восемь тысяч ли. Отчего же мне не занять небесный трон?
— Ну, тогда давай заключим пари,— предложил Будда,— Если ты действительно обладаешь такими способностями, выпрыгни из ладони моей правой руки: сделаешь это — значит выиграл; тогда можно будет прекратить эти ожесточенные сражения, и я попрошу Нефритового императора перебраться на жительство в Западную страну, а небесные чертоги уступить тебе. Если же ты не сможешь этого сделать, то в наказание должен будешь отправиться на землю и в течение многих калп находиться там. Лишь после этого ты сможешь оспаривать свое право.
«Да этот Будда — настоящий дурак,— подумал с усмешкой Великий Мудрец.— Я могу прыгнуть на сто восемь тысяч ли, а его ладонь не больше одного чи. Как же я не смогу выпрыгнуть из его ладони?»
— А сможешь ли ты выполнить то, что обещаешь?— поспешил спросить он.
— Конечно, смогу,— успокоил его Будда, и с этими словами вытянул вперед правую руку, раскрыв ладонь величиной с лист лотоса.
Великий Мудрец заложил свою палицу в ухо и, встряхнувшись всем телом, прыгнул как раз на середину ладони. Затем, сотворив магическое заклинание, он устремился вперед и, как ему казалось, мчался словно луч света, проследить за полетом которого совершенно невозможно. А Будда, наблюдавший за ним оком разума, убедился в том, что стремительный полет Великого Мудреца подобен всего-навсего вращению колеса прядильного станка.
Между тем, стремясь вперед, Великий Мудрец вдруг увидел пять розовых столбов, вздымавшихся к небу.
«Ну, здесь — конец мира,— подумал он.— Сейчас я могу вернуться к Будде и, рассказав об этих столбах, требовать свой выигрыш. Трон в Зале священного небосвода отныне принадлежит мне. Однако, — продолжал он думать,— не мешает оставить здесь надпись. Так легче будет добиться у Будды выполнения заключенного пари».
И, выдернув у себя волосок, он дунул на него и приказал: «Изменяйся!» Тотчас же волосок превратился в кисточку, густо смоченную тушью. И вот на центральном столбе Великий Мудрей сделал такую надпись: «Это место посетил Великий Мудрец, равный небу».
Водворив кисть на прежнее место, он из озорства помочился у основания первого столба. Проделав все это, он совершил прыжок и, снова очутившись на ладони у Будды, сказал:
— Ну вот, я и побывал там, где нужно. Теперь можешь приказать Нефритовому императору уступить мне небесные чертоги.
— Гнусная ты обезьяна! — выругался Будда.— Все это время ты оставался на моей ладони!
[132]
— Да ведь ты ничего не знаешь! — вскричал Великий Мудрец. — Я побывал на краю света, видел пять вздымающихся к небу столбов, цвета человеческого тела, и на одном из них сделал даже надпись. Если хочешь, то можешь вместе со мной отправиться туда и сам посмотреть.
— В этом нет никакой надобности,— промолвил Будда.— Ты лучше посмотри вниз.
Великий Мудрец широко раскрыл свои огненные глаза, посмотрел вниз и на среднем пальце руки Будды прочел надпись: «Это место посетил Великий Мудрец, равный небу». А между большим и указательным пальцами чувствовался запах мочи. Все это так поразило Великого Мудреца, что он мог лишь воскликнуть:
— Невероятно! В чем же тут дело? Я сделал надпись на.столбе, который вздымался к самому небу, как же она очутилась на пальце Будды?! Не иначе, как он применил какое-то волшебство! Я не верю, не верю! Отправлюсь-ка я туда еще разок и посмотрю, в чем дело!
О, драгоценный Мудрец! Только было собрался он совершить прыжок, как Будда неожиданно перевернул ладонь и вытолкнул Царя обезьян прямо к Западным воротам неба. После этого он превратил пять своих пальцев в пять элементов: металл, дерево, воду, огонь и землю, а из этих пяти элементов сделал гору, состоящую из пяти пиков и с пятью вершинами и назвал ее Усиншань, что значит гора пяти элементов. Гора в момент накрыла Великого Мудреца. Наблюдавшие эту сцену божества Грома, а также Ананда и Касьяпа не могли сдержать своего восторга и, сложив ладони рук, восклицали:
— Чудесно! Превосходно!
Когда-то под влиянием природы Царь обезьян родился из яйца. Усовершенствовать себя хотел он И степени достигнуть мудреца.
Навеки, несмотря на все старанья, Без измененья оставался он, Теперь же пожелал он измениться, Но был в беде бессильем поражен.
Хотел нарушить он законы неба И захватить в небесном царстве власть, Он обманул бесстыдно Лао-цзюня, Чтоб эликсир бессмертия украсть.
Но чаша переполнилась терпенья, И безнаказанным не будет зло, Возможно ли отныне возрожденье, Когда возмездье за грехи пришло.
Усмирив таким образом обезьяну-волшебника, Будда подозвал к себе Ананда и Касьяпу, чтобы вместе с ними. вернуться в
[133]
Земной рай на Запад. Но в этот момент к нему приблизились посланцы небесного императора, срочно прибывшие из Дворца священного небосвода, и, обращаясь к нему, сказали:
— Умоляем вас, великий Будда, обождать немного, сейчас сюда прибудет наш владыка.
Услышав это, Будда повернул голову и, взглянув вверх, вскоре увидел колесницу, покрытую сверкающим драгоценностями балдахином и разноцветными зонтами. В тот же миг послышались таинственные звуки священной музыки и пение псалмов. Наполняя все пространство чудесным ароматом, в воздухе летали священные цветы.
— Очень благодарен вам за то, что вы расправились с этим чудовищем,— молвил Нефритовый император, приблизившись к Будде.— Надеюсь, вы не откажетесь немного задержаться здесь. Я хочу пригласить всех бессмертных на пир, который устрою в вашу честь.
Будда не мог отказаться от приглашения и, сложив руки, поблагодарил.
— Я прибыл сюда по вашему вызову, великий император,— сказал он,— и этот скромный успех не следует считать моей личной заслугой. Просто это ваше счастье и победа всех небожителей, поэтому я вовсе недостоин вашей благодарности.
Тут Нефритовый император приказал божествам Грома отправиться в разные места и пригласить императоров трех небес, четырех цензоров, пять старейшин, шесть начальников департаментов, семь старейшин, восемь Духов всех сторон света, Духов девяти светил и десять начальников отделов во дворец императора, чтобы отблагодарить Будду за оказанную им милость. Затем он приказал четырем небесным военачальникам и небожительни-цам девятого неба раскрыть все дворцы и сокровищницы, дворцы Тай-сюань и Дун-ян-юй-гуань и пригласил Будду занять место на Троне семи драгоценностей. Для всех остальных были устроены сиденья соответственно чину и рангу. На столах среди множества яств можно было увидеть печень дракона и мозги феникса, сок яшмы и волшебные персики.
Вскоре на приглашение явились императоры трех небес, бессмертные четырех туманностей, Духи пяти созвездий, три даосских божества — неба, земли и воды, четыре божественных мудреца, Духи девяти светил, два помощника слева и справа, небесный принц Ночжа.
Кругом развевались флаги и знамена, несли балдахины и хоругви, Будде преподнесли сверкающий жемчуг и редкие драгоценности, плоды долголетия, редчайшие изумительные цветы и, почтительно кланяясь, говорили:
— Мы глубоко тронуты проявлением вашей необыкновенной силы, благодаря которой вам удалось усмирить волшебную обезьяну. И вот, пользуясь тем, что наш великий император устроил в честь вас пир, мы прибыли отблагодарить вас за оказанные ми-
[134]
лости и просим вас, священный Будда, особо отметить этот пир, присвоив ему соответствующее наименование. Выслушав небожителей, Будда отвечал:
— Я думаю, что сегодняшний пир следует назвать «Пиром успокоения неба».
Это предложение очень понравилось всем небожителям, и они в восторге стали хором восклицать:
— Чудесно! Прекрасно! Пусть этот пир называется Пиром успокоения неба!
Затем все расселись по своим местам, и кубки и чаши пошли по кругу. Звуки чудесной музыки, сопровождавшиеся боем барабана, разносились вокруг, наполняя воздух. Пир был поистине великолепен. Его воспели в стихах:
Пир из персиков сорван Царем обезьяньим вначале. Но не менее праздничным шествием он заменен, Колесницы сиянье волшебных камней излучали, На ветру колыхались шелка драгоценных знамен. В тихом воздухе лились святые мелодии песен, С трелыо яшмовых флейт образуя торжественный хор, Аромат из курильниц взмывался, и чист и чудесен, Поздравляли прибывшие мирно ликующий двор…
И вот в самом разгаре веселья на пиру появилась сама царица неба. Выступая словно пава в сопровождении небесных отроков, прекрасных девушек и изящных сановных дам, она, танцуя, подошла к Будде и, учтиво склонившись перед ним, произнесла:
— До этого наш Персиковый пир был нарушен волшебной обезьяной. И только благодаря вашей божественной силе вы смогли обуздать этого злостного упрямца. В честь вас устроен этот пир, Пир успокоения неба, но нет такой драгоценности, которой можно было бы достойно отблагодарить вас. Сегодня я своими собственными руками сорвала несколько больших персиков бессмертия, которые почтительно и преподношу вам.
И поистине об этих плодах можно сказать:
Полукрасные, полузеленые,
Источали они аромат,
И растили их тысячелетьями
Для небесных, бессмертных услад.
й
Эти персики лучше по качеству, Чем плоды в заповедном раю: Светло-желтая косточка в мякоти, Источающей сладость свою.
В этих персиках тайна бессмертия, Смерть она прогоняет навек; Кто плодов долголетья отведает, Тот уже не простой человек.
[135]
В ответ на эти слова Будда сложил ладони рук и, нившись, поблагодарил ее за подношение.
Затем царица подала знак, чтобы пришедшие с ней небесные отроки, девушки и сановные дамы продолжали пение и пляску. Присутствующие на пиру небожители пришли в восторг. Поистине об этом зрелище можно было сказать:
Туманное небо заполнилось все ароматом, Цветы покрывали широкое это пространство, Дворцы золотые блистали своей красотою, И было чудесно небесного пира убранство.
Бессмертные гости, священные жители неба, Сюда собрались, и теперь отдыхали блаженно; Хоть тысячи бедствий они испытали когда-то, Но все прожитое на небе забылось мгновенно-Когда же они вспоминали свои воплощенья, То не было в них перед прошлым своим изумленья.
И вот, в самом разгаре пира, когда царица неба велела небесным отрокам и девушкам танцевать, а гости чокались бокалами, все вдруг почувствовали какой-то необычайный аромат.
Созвездий духи, духи звезд молчат, Необычайный чуя аромат; Отставил Будда чашу в изумленье, Все смотрят вверх, не будет ли явленья? Меж небом и землею просияв, Чудесный старец нес корзину трав, А в тыкве нес Пилюли жизни вечной, И сам он жил на свете бесконечно. Таков ему судьбой был дан удел: В пещерах жил свободно, как хотел; Хранил он силу жизни в тыкве этой, И много путешествовал по свету. Он посетил немало разных стран, Бывал на Персиковом пире пьян, А протрезвившись замечал, бывало: Луна, все та же, на небе сияла. Длинноголов он был и длинноух, Звезды бессмертья знаменитый дух.
Итак, на пир прибыл Дух звезды долголетия. Отдав полагающиеся почести Нефритовому императору, он затем принес глубокую благодарность Будде,
— Как только я услышал о том, что Лао-цзюнь увел волшебную обезьяну во дворец Тушита, чтобы расплавить ее в волшебной печи, я решил что, несомненно, воцарятся мир и спокойствие. Но, вопреки ожиданиям, обезьяне снова удалось ускользнуть невредимой. И вот, к нашему общему счастью, вам, великому Будде, удалось наконец усмирить это чудовище, за что все мы и приносим вам свою благодарность на этом пиру, устроенном в честь вас. Узнав об этом, я поспешил сюда. Не имея ничего более достойного, чтобы отблагодарить вас, осмелюсь преподнести вам этот
[136]
фиолетовый ирис и драгоценные травы, лазоревый корень лотоеа и эликсир жизни.
Корень лотоса лазурный И пилюли жизни вечной Подношу владыке Будде С благодарностью сердечной.
Пусть покой благополучья На земле отныне будет. Воздадим и честь и славу Побеждающему Будде.
Он владыка всех бессмертных, Словно предок для вселенной, Дар бессмертья получает — Муж бесстрастный, совершенный.
Изваянье Будды может Облегчить людей страданье, В милосердной власти Будды Долголетья дарованье.
Будда с благодарностью принял подношение, после чего Дух звезды долголетия занял свое место. И снова по кругу пошли чаши и кубки, наполненные вином. Вскоре на пир прибыл Босоногий бессмертный. Отдав земные поклоны Нефритовому императору, он обратился с выражением благодарности к Будде.
— Разрешите и мне,— сказал он,— принести вам, великий Будда, нижайшую благодарность за усмирение волшебной обезьяны. Не имея ничего особенного, чтобы выразить вам свое уважение, я принес с собой лишь две груши и несколько красных фиников.
Пришел на пир в небесные чертоги Великий и Бессмертный босоногий. И Будде финики подносит он И отдает почтительный поклон: Незыблемым да будет над вселенной Его престол, навек благословенный, Святого Будды жизнь, как мир, вечна, И счастлива поистине она, Потоки счастья источая людям, Хвалить его нелицемерно будем.
На западе его сияет царство — Благополучно это государство.
Будда снова поблагодарил за принесенные ему дары и велел Ананде и Касьяпе собрать все подношения. После этого он еще раз поблагодарил Нефритового императора за роскошный пир. И вот, когда гости сильно захмелели, неожиданно появился один из небесных патрулей.
— Из-под горы показалась голова Великого Мудреца! — доложил он..
[137]
— Ну, это ничего не значит,— успокоил всех Будда и вытащил из рукава печать с надписью: «Ом мани падме хум»1. Передав печать Ананде, он велел ему поставить ее на вершине горы, под которой был заключен Великий Мудрец.
С печатью в руках Ананда вышел из небесных ворот и, достигнув горы Усиншань — пяти элементов,— крепко-накрепко приложил печать к квадратному камню на вершине горы. В тот же миг все трещины у подножия горы исчезли, и осталось лишь отверстие для воздуха. Однако сквозь это отверстие нельзя было даже просунуть руку или хотя бы сделать попытку освободиться.
— Все сделано,— возвратившись, доложил Ананда.
После этого Будда распростился с Нефритовым императором и остальными небожителями и в сопровождении своих учеников вышел из ворот неба. Здесь Будда проявил свое милосердие и, произнеся заклинание, вызвал местного духа, которому приказал вместе со стражами пяти сторон света жить у горы и охранять ее. Если Великий Мудрец проголодается — давать ему железные пилюли, когда его станет мучить жажда — преподнести ему расплавленную ярь-медянку. «По окончании срока наказания сюда прибудет тот, кому предназначено освободить обезьяну»,—^ сказал Будда.
Обезьяну, что имела смелость Выступить мятежно против неба, Усмирил лишь всемогущий Будда, И теперь она в неволе тяжкой. Ей веками жажду утоляет Лишь расплавленная ярь-медянка. Если голодом она томится, То одни железные пилюли Подают ей для продленья жизни.
Так она переносила беды; Как ни трудно было заключенье, Жизнь свою она продлить хотела, Чтоб зажить по-прежнему свободно, Надо было ей, по слову Будды, В путешествии святом на Запад Танскому сопутствовать монаху.
Царь обезьян был полон дерзновенья, Он изучил искусство превращенья, Смирил драконов силой чудотворной, Носил он даже важный чин придворный И, сопричтенный всем небесным силам, Разгуливал свободно по светилам.
Но, переполнив меру злодеяний, Познал теперь он горечь испытаний. Душой он был хорош, и без сомнений, Ждал для себя счастливых изменений;
1 «О ты, сокровище на лотосе». Буддийское заклинание.
[138]
И верил, что закончатся напасти, Что избежит он Будды грозной власти, А Танского монаха появленье Полает ему возможность избавленья.
Если вы хотите узнать, сколько длилось это наказание и в каком году и каком месяце кончился его срок, вы должны прочесть следующую главу.
[139]
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
повествующая о том, как Будда создал священные каноны с изложением
высшего блаженства, а также о том, как бодисатва Гуаньинь
получила указание отправиться в Чанъанъ
Обратимся нынче Мы с вопросом к Будде: Тщетно суетятся В этом мире люди.
Никакого толку Нет от их старанья: Так беречь возможно Снег для пропитанья,
Кирпичу простому Блеск давать зеркальный… Сколько лет пропало Пусто и печально!
Изваянье Будды Только улыбнется, Если выпить море Кто-нибудь возьмется,
Или кто Сумеру Сдвинуть пожелает: Счастлив тот, кто эту Мудрость понимает.
Три пройдет извечных Десяти ступеней, Будет он свободен От перерождений.
Где зарю не встретят Крики козодоя, Цао-си струится Мертвою водою.
[140]
И Цзю-Лин взмывает Ввысь за облаками… Здесь не будет встречи С прежними друзьями.
Здесь лишь водопадов Грозное паденье, Пятилепестковых Лотосов цветенье.
Высятся на скалах Древние палаты; Сквозь завесу двери Льются ароматы.
Три драконьих клада Там открыты знанью; Люди постигают Тайны мирозданья.
Стихи эти написаны в стиле Су-у-мань. А теперь вернемся к Будде. Распростившись с Нефритовым императором, он возвратился в храм Раскатов грома. И тут пред ним предстали три тысячи Будд, пятьсот архатов, восемь огромных богов — хранителей ворот и великое множество бодисатв. Все они со знаменами и хоругвями в руках, возжигая божественные благовония, рядами выстроились у границ священной горы и под священными деревьями Сала, чтобы достойным образом встретить Будду. Остановив свое священное облако, Будда обратился к собравшимся с такой речью:
— Благодаря глубокой мудрости, я познал три мира существования — мир желаний, мир формы и мир бесформенности. По природе своей человек подвержен полному уничтожению. Все в мире — суета сует, все тщетно. Я употребил все свое уменье, чтобы усмирить лукавую обезьяну, но она этого не поняла. Когда приходит слава, наступает смерть. Таковы священные законы Будды.
Когда Будда умолк, вспыхнула радуга, ее разноцветные лучи осветили все небо и разошлись по сорока двум направлениям, соединив юг и север. При виде этой картины все присутствующие почтительно приветствовали Будду. Немного погодя он собрал чудесные разноцветные облака и туман и, поднявшись к высшим ярусам своего обиталища, уселся там. Тогда три тысячи будд, пятьсот архатов, восемь богов — хранителей ворот и четыре бодисатвы, сложив ладони рук, склонились перед Буддой и обратились к нему с вопросом:
— Кто же это посмел учинить беспорядки на небе и расстроить Персиковый пир?
— Это сделала волшебная обезьяна, которую породила Гора цветов и плодов,— отвечал им Будда.— Злодеяния, совершенные ею, столь велики, что даже описать невозможно. Никто из небесных военачальников не мог усмирить волшебную обезьяну. Эр-лану, правда, посчастливилось поймать ее, а Лао-цзюнь даже под-
[141]
жаривал ее на огне, но обезьяна оставалась невредима. ‘И вот*, когда я прибыл туда, обезьяна-волшебник, несмотря на то что ее окружили божества Грома, пустила в ход всю свою силу и искусство, хвастаясь своим волшебством. Когда я приказал прекратить бой и спросил волшебника, откуда он взялся,— он ответил, что постиг истину, а также законы превращений, может летать на облаках и одним прыжком преодолеть расстояние в сто восемь тысяч ли. Я заключил с ним пари. Однако выпрыгнуть за ладонь моей руки он не смог, тогда я схватил его и, придавив рукой, превратил свои пять пальцев в гору Усиншань, под которую и упрятал волшебника. Желая отблагодарить меня, Нефритовый император отворил небесные чертоги и устроил пир, который получил название Пира успокоения неба, а также оказал мне всяческие почести. Лишь после этого я смог распрощаться с ним и вернуться сюда.
Все небожители с неописуемым восторгом выслушали рассказ Будды и, поблагодарив его, разошлись каждый по своим делам, наслаждаясь предоставленными им природными дарами.
Над Индией разлился аромат, И радугами Будда был подъят. На Западе верховный он властитель И несравненный мудрости учитель. Там фениксы танцуют на цветах; Бессмертье — дар священных черепах. Плоды несут смиренно обезьяны, Олень и лось — цветущие лианы; Пророчат людям счастье журавли И безмятежна чистота земли; Растенья той страны в цветенье дивном, Плоды же— в созреванье непрерывном. И самосозерцанья верный путь Дает возможность истину вернуть; Для праведных, прошедших очищенье, И в небесах свободное движенье, Зной не томит и холод не гнетет. И времени там не ведется счет.
Здесь свободно ходят в облаках, Не смущают ни печаль, ни страх, Здесь, в раю, всегда простор и свет, Для счастливцев времени здесь нет.
Однажды Будда, пребывавший на священной горе, в храме Раскатов грома, собрал всех будд, архатов, бодисатв, богов — хранителей ворот, странствующих монахов-бикшу и монашек и других небожителей и обратился к ним с такими словами:
— Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я усмирил строптивую обезьяну и на небе воцарилось спокойствие. Полагаю, что по земному исчислению уже половина тысячелетия. Сейчас как раз наступил первый месяц осени, У меня есть драго-
[142]
ценные вазы со всевозможными цветами и редкими чудесными фруктами. Что вы скажете, если я отдам все это для пира, который хочу устроить во имя спасения бесприютных душ.
При этих словах все присутствующие сложили ладони рук и почтительно склонились перед Буддой, благодаря его за милости. И вот Будда велел своим ученикам Ананде и Касьяпе взять вазы с цветами и фруктами и преподнести небожителям. Глубоко тронутые оказанным им вниманием, небожители в знак благодарности сложили следующие стихи:
СТИХИ О СЧАСТЬЕ
Перед Буддой вечно светит Счастья яркая звезда, И да будет это счастье Неизменным навсегда.
Добродетель и блаженство Беспредельны и вечны, Предназначены судьбою, Небесами нам даны.
Урожай земли счастливой Возрастает каждый год. И в бездонном море счастья Глубина его растет.
Полнятся земля и небо Счастьем чистым и святым, Подавая людям радость, Покровительствуя им.
СТИХИ О БЛАГОПОЛУЧИИ
Благополучье высится горой,
Где феникс дивный распевает песни,
Оно и процветает и растет,
И вечно живо, становясь чудесней.
Здоровье ваше укрепит оно, И вы способствуете миру в мире. Благополучье ваше велико, И равно небесам и моря шире.
Благополучья все желают вам, Нет для него ни меры, ни границы, Благополучье всюду на земле Желается, и ценится, и чтится.
СТИХИ О ДОЛГОЛЕТИИ
Дух звезды долголетья Подносит дары, Принимает их Будда; Долголетье само Начинается в мире Отсюда.
[143]
И блистает,
Неся долголетия плоды,
Драгоценное блюдо.
Трон великого Будды Цветы долголетья обвили, И стихи красоте долголетья Поэты сложили, Долголетию песни Блаженство в душе пробудили.
Как луна и как солнце, И жизнь на земле бесконечна, Долголетье, как море и горы, Продолжится вечно.
И оно еще дальше,
Не зная пределов,
Продлится,
Потому что бессмертию
Нет во вселенной
Границы.
И вот, после того как бодисатвы прочли свои подношения, Будда, по просьбе учеников, изложил основы и истоки своего учения и дал толкование священным буддийским книгам.
И вы только посмотрите:
Небесными драконами он окружен. Падают цветы разноцветным дождем.
И поистине:
Сердце Будды светило, Как луна над вселенной; Существо его — небо В чистоте неизменной.
Окончив проповедь, Будда сказал своим ученикам: — Я познакомился с жителями четырех стран света и установил, что они по своему характеру совершенно различны. Жители восточного континента — почтительны, миролюбивы и жизнерадостны. Люди, населяющие северный континент, жестоки и воинственны,— но такими сделали их условия жизни. Они недалеки, угрюмы и апатичны, однако особого вреда причинить не могут. На нашем, западном, континенте нет ни жадности, ни убийств. Мы воспитываем в себе жизненную энергию и накапливаем духовные силы. Высшего совершенства мы еще не достигли, однако все у нас достигли долголетия. А вот в Джамбудвипа, на южном континенте, народ жаден, похотлив и склонен к преступлениям. Эти люди любят побоища и драки. У них процветают Ссоры и сплетни, они утопают в море лжи и злобы. Но у меня есть священное писание, которое помогло бы изменить нравы этих людей.
Тут бодисатвы с благоговением преклонили колена и спреси-ли:
[144]
— Что же это за священное писание?
— В одной книге, посвященной буддизму — Винайя — рассказывается о небе,— отвечал Будда.— Вторая книга — Трактаты, там говорится о земле. И третья книга— Сутра, в которой говорится о злых демонах. Эти книги состоят из тридцати пяти частей и составляют пятнадцать тысяч сто сорок четыре тома. Они помогают людям совершенствоваться и указывают истинный путь. Мне хотелось бы послать эти книги людям восточного континента. Однако жители земли — народ недалекий, они, пожалуй, станут глумиться над истинным учением, не поймут главного в моем законе и не оценят правильного учения йогов. Если бы нашелся мудрый небожитель, который отправился бы в Китай и отыскал там верующего человека, а этот человек смог бы проделать длиннейший путь через горы и реки и прибыть сюда за книгами, я передал бы ему священное писание, чтобы он увез его в Китай и с его помощью изменял сердца людей. Подобное деяние можно было бы счесть огромным благом. Кто из вас согласится отправиться в Китай?
Не успел Будда договорить, как к лотосовому трону приблизилась бодисатва Гуаньинь. Трижды поклонившись Будде, она произнесла:
— Несмотря на скромные способности, которыми я обладаю,, я хотела бы отправиться-в Восточную землю я отыскать человека, который явился бы сюда за священными книгами.
Тут все небожители подняли голову и увидели стоявшую перед ними бодисатву Гуаньинь.
Являла, светлой мудрости полна,
Четыре добродетели она;
Была, как золотое изваянье,—
На нежной шее жемчуга блистанье,
Прическа, словно свившийся дракон,
А волосы, как в тучах небосклон.
Из тюля сделан воротник открытый,
Пошел на юбку лучший бархат рытый,
А золотой изящный поясок —
На счастье бодисатвы был намек.
Ее лицо сияло белизною,
Краснели губы точкою одною,
Прекрасный взор ее горел звездой,
А брови, словно месяц молодой,
Казалось, изгибались прихотливо.
Неувядающие ветви ивы
Она в сосуде золотом несла.
Роса в нем благодатная была.
Она в ответ на каждое моленье
С любовью посылает облегченье,
Ей молится с надеждою народ,
Она от всяких бед его спасет,
И, как гора Тайшань, она надежна,
И потому довериться ей можно.
Она живет у южных берегов
И чутким сердцем слышит каждый зов.
[145]
Лиловая довольна орхидея,
Когда бамбук прекрасно лиловеет,—
Так добрый человек другому рад,
Так радостен цветенья аромат.
Добра — как Лоцзяшань — гора святыни,
Та бодисатва из пещеры Чаоиня.
^— Вы, пожалуй, лучше всех справитесь с этим поручением,—’ взглянув на нее, восторженно промолвил Будда.— Ваша святость и необычайные дарования помогут вам с успехом завершить это дело.
‘— Может быть, вы дадите мне какие-нибудь наставления или указания, перед тем как я отправлюсь в дорогу? — спросила бодисатва Гуаньинь.
— Необходимо изучить путь, которым вы будете следовать,— сказал Будда.— Поэтому вы не должны лететь на самых высоких облаках, летите на средних облаках или на тумане. Исследуйте горы и реки, которые попадутся вам в пути. Запомните количество остановок и расстояния между ними. Все это необходимо будет сообщить искателю священных книг. Пусть он твердо верит в свое дело, путь предстоит ему тяжелый. Поэтому я дам вам пять талисманов,— и он тут же приказал Ананде и Касьяне принести вышитую парчой рясу и посох священнослужителя с девятью кольцами. Передавая эти вещи бодисатве, Будда сказал:
— Рясу и посох передайте искателю священных книг, отныне они принадлежат ему. Если он примет твердое решение приехать сюда, пусть наденет эту рясу, и он навсегда будет избавлен от земных перевоплощений. А этот посох избавит его от всяких бедствий.
Бодисатва Гуаньинь почтительно приняла переданные ей вещи, после чего Будда вынул три обруча и, передавая их бодисатве, молвил:
— Эти амулеты называются: «сжимающие обручи». По виду все они одинаковы, но каждый из них имеет свое назначение и свое заклинание. Если паломник встретит на своем пути какого-нибудь демона, обладающего сверхъестественной силой, то вы должны направить этого демона на путь Истины и обратить его в ученика паломника. Если же демон не пожелает сразу подчиниться, тогда этот обруч следует надеть ему на голову и произнести соответствующее заклинание. После этого глаза демона полезут из орбит, ему покажется, что от боли у него разрываются ;мозги, и тогда будет совсем легко обратить его в нашу веру.
Выслушав наставление, бодисатва почтительно поклонилась и, приказав своему ученику Хуэй-аню следовать за ней, ушла. Хуэй-ань захватил с собой огромный железный посох весом в тысячу цзиней, так как должен был неотлучно находиться около бодисатвы в качестве телохранителя и усмирять встречающихся демонов. Бодисатва увязала рясу, велела своему ученику нести узел на
[146]
спине, затем, спрятав обручи, взяла посох и вместе с Хуэй-анем спустилась со священной горы.
И как будто самой судьбой было предопределено, чтобы ревностный последователь учения Будды Танский монах, стремящийся найти путь к Истине, достиг своей цели.
Очутившись у подножия горы, бодисатва и ее ученик увидели скит, в котором жил великий отшельник. Святой преградил бодисатве дорогу и умолял ее остановиться — он хотел преподнести путнице чай. Однако бодисатва не пожелала долго задерживаться.
— Будда велел нам отправиться в Восточную землю,— сказала она праведнику,— и найти человека, который явился бы в нашу страну за священными книгами.
— А когда должен прибыть этот паломник? — поинтересовался отшельник.
— Точно сказать нельзя, но думаю, что через два-три года он доберется сюда,— ответила бодисатва.
После этого наши путники распростились с бессмертным. Летя не очень высоко в небе, они отправились в путь, отмечая; и запоминая дорогу, по которой им пришлось следовать.
И вот, продвигаясь вперед, бодисатва и ее ученик увидели устье реки Дошуй, впадающей в реку Сыпучих песков.
— Ученик мой,— молвила Гуаньинь,— это место очень трудно перейти. А ведь паломник, который отправится за священными книгами, будет простым смертным. Как же он переправится здесь?
— Бодисатва, взгляните, большая ли это река? — спросил Хуэй-ань.
Остановив полет своего облака, Гуаньинь посмотрела вокруг. Что же она увидела?
С востока на запад река уходила, Где есть дикарей племена; На юге У-гэ достигала, на север К татарам склонялась она.
Длиною на тысячи ли, шириною Казалась на ли восемьсот; Не мог бы проплыть по волнам и порогам Самих небожителей плот.
Гремела река на больших перекатах И за десять слышалась ли, И волны вставали, как темные горы, Казалось, из лона земли.
И грохот стоял На речном перекате; В заливе носилась Трава на закате.
Облака были желты И тени бросали на солнце. И плотины безмерность Эта желтая мгла омрачала;
[147]
Разве мог бы сюда
Продавец забрести для торговли,
Разве мог бы рыбак
Здесь найти уголок для причала?
На песчаной равнине
И стаи гусей не спускались.
Только крик обезьян
За рекой раздавался, как стоны.
Можно было узнать это место
По красной осоке,
Да вода была в заводи
Ряской покрыта зеленой.
Нов этот момент вдруг раздался сильный всплеск и из бушующих волн выскочило отвратительное чудовище.
Он как будто черный и не черный,
Синий и не синий;
Сумрачная морда,
Словно он в тревоге;
Длинный и не длинный,
И большой и малый,
Страшный, босоногий.
А глаза пылали,
Пламенели жарко;
В очагах пылает
Пламень этот яркий.
Пасть была подобна
Мясника лохани.
А клыки мечами
Острыми торчали;
Он метался в гневе,
В яростном тумане,
И раскаты грома
В реве грохотали;
Рыжий и лохматый,
И смерчу подобный,
Вызывал на битву
И рычал он злобно.
С посохом в руках чудовище выскочило на берег и ринулось на бодисатву. Однако находившийся рядом Хуэй-ань своим железным посохом преградил путь чудовищу и крикнул: «Стой!»
Тут чудовище бросилось на Хуэй-аня, и между ними на берегу реки Сыпучих песков завязался страшный бой.
Муча
Железным посохом своим
Ученье защищал
И был непобедим.
А посох духа Злобной силой чар Мог нанести Решающий удар.
[148]
Казалось, два
Серебряных удава
Свиваются
И грозно и лукаво.
Так два монаха Бились у реки. Обоих силы Были велики.
Один Подобен был Пескам зыбучим; Другой же — Гуаньинь Защитник был могучий.
Один вздымал волну Из лона вод; Другой же тучи гнал На небосвод.
От возмущенных волн По всей вселенной Распространялся сумрак Постепенно.
От облаков И мутного тумана И солнце и луна Мрачнели странно.
И посох одного, Как тигр, был разъярен. Другого посох был, Как дремлющий дракон.
Так, посохи взметнув, Шли оба в наступленье, Чтоб насмерть поразить Противника в сраженье.
И до ночи они
Борьбы не прекращали,
Но вот спустился мрак, ‘
И звезды заблистали.
Один был той реки Исконный обладатель, Другой — священных гор Отважный обитатель.
Уже несколько десятков раз сходились друг с другом противники, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес. Вдруг чудовище остановилось и, поставив на землю железный посох, крикнуло:
— Ты откуда взялся, монах, и как смеешь сопротивляться мне?!
— Я принц Мокша, второй сын Вайсраваны, а монашеское имя мое Хуэй-ань,— отвечал тот.— Я охраняю моего учителя, направ-
[149]
ляющегосяв Восточную землю разыскать человека, который был бы достоин отправиться за священными книгами. А ты что за чудовище и как смеешь преграждать нам путь?
— Так вот оно что! — воскликнуло чудовище.— Теперь я припоминаю, что видел тебя в пурпурной бамбуковой роще Гуань-инь на Южном море, ты занимался самоусовершенствованием. Как же ты попал сюда?
— Да разве ты не видишь, что на берегу стоит сама бодисатва — мой учитель? — спросил в свою очередь Хуэй-ань.
Услышав это, чудовище в ответ лишь застонало и, отдавшись в руки Мокше, позволило отвести себя к Гуаньинь.
— Смилуйся надо мной, бодисатва, — взвыло чудовище, склонившись перед Гуаньинь.— Разреши слово молвить. Я вовсе не чудовище, я главный полководец Дворца священного небосвода. Прежде я прислуживал Нефритовому императору во время его поездок на колеснице фениксов. И вот на Персиковом пиру со мной случилось несчастье: я разбил хрустальную вазу. По приказу императора я получил восемьсот ударов палками и был отправлен в нижний мир и превращен в чудовище. Но это еще не все. Каждые семь дней здесь появляется летающий меч, который более ста раз пронзает мне грудь и бока. Вот какие беды приходится мне переносить! Я страдаю от голода и холода, поэтому раз в несколько дней выхожу из воды и подкарауливаю какого-нибудь путника, он и служит мне едой. И вот сегодня, по своему неведению, я сам, не желая того, напал на вас, милосердная бодисатва.
— За совершенные на небе преступления ты изгнан в нижний мир,— сказала бодисатва.— А сейчас еще осмеливаешься губить живые существа, ведь этим ты усугубляешь свою вину. По велению Будды я направляюсь в Восточную землю для того, чтобы найти человека, готового отправиться на поиски священных книг. Почему бы тебе не присоединиться к нам и не вступить на путь добродетели? Ты мог бы стать учеником искателя священного писания и вместе с ним отправиться в Индию к Будде за священными книгами. Я же сделаю так, чтобы летающий меч больше не мучил тебя. Успешно завершив дело, ты искупишь свою вину и будешь восстановлен в прежней должности. Что скажешь ты на это?
— Я бы очень желал встать на истинный путь,— отвечало чудовище.— Но, милосердная бодисатва, вот что я должен сказать тебе: за время своего пребывания здесь я поел огромное количество людей, в том числе и паломников, которые отправлялись на поиски священных книг. Головы съеденных мною людей я бросал в реку Сыпучих песков, и все они погружались на дно. Эта река отличается тем, что на поверхности ее воды не может продержаться даже пушинка. Однако черепа девяти паломников не пошли ко дну и продолжают плавать на поверхности. Подобное явление мне показалось необычайным. Я нанизал эти черепа на веревку и забавлялся ими в часы досуга, И вот «я опасаюсь.
Добавить комментарий